Если автору, как замечает Александр Куприянов вслед за Львом Толстым, абсолютно невозможно ответить на вопрос, о чем роман, то уж критику никак не уклониться от такого простого и недвусмысленного читательского вопроса. Впрочем, доброжелательный автор дает наводку: “То ли о любви залетного вора по кличке Клык к сельской дурочке по имени Лягунда, то ли о тотальной потере веры…”

Роман-таблоид — а что это такое, любознательный читатель узнает на последних страницах — первое крупное произведение А.Куприянова. Тем не менее роман сколочен уверенной рукой. Как замечает по ходу повествования литературный двойник автора Купердонов, от лица которого и ведется повествование, “вялых и бессильных книг писать не стоит”. Сюжеты детективный и филологический или, точнее, авантюрно-лирический, переплетаясь, создают прихотливую, информационно насыщенную, полярно эмоциональную — от крайней грубости до проникновенного лиризма — ткань повествования.

Герои романа, представленные уже на первых страницах с резкой, шаржированной и запоминающейся определенностью — “бздюшеглоты тибетские”, — сохраняют тем не менее способность к развитию и углублению. Движение идет от поверхностного шаржа к потаенной человечности, отыскиваемой даже в таких, казалось бы, навсегда отлившихся персонажах, как поэт-уголовник Клыкарев или криминальный авторитет Мустафа.

В современной мировой литературе наряду с узко-“специализированными” — любовные, детективные, семейные, военные, фантастические романы — существует и активно развивается такой тип повествования, который можно определить как “универсальная беллетристика”. Образцы его мы находим у самых разных авторов — от француза Мишеля Уэльбека до русско-израильской Дины Рубиной. При всех различиях едины они в честном стремлении привлечь к себе максимальное количество читателей, оставаясь одновременно в кругу достаточно значимых размышлений и тем. Впрочем, авторы заботились об этом во все времена. Достаточно вспомнить Достоев-ского. Но сегодняшняя многослойность и пестрота мира заставляют и писателя, создающего прежде всего товар, соответствовать этой пестроте и разнообразию вкусов и мнений. Продаюсь — значит существую, и от этого никуда не деться.

В какой-то степени эти тексты порождены современной журналистикой, ее эклектической широтой и той же ориентацией на самого разнообразного и — главное — массового читателя. Литература словно принимает вызов журналистики и дает свой, не менее впечатляющий ответ. В течение года, например, тираж последнего романа М.Уэльбека достиг миллиона экземпляров. Восхищая одних, возмущая других, соединяя снобов и профанов, авторы этого направления добиваются максимального коммерческого эффекта.

Ориентацию такого плана мы находим и у А.Куприянова. Его романный двойник Купердонов ревниво относится к читательскому успеху детективов некоей Морилиной. Хотя, в сущности, ее-то произведения и являются таблоидами — товарами повышенного спроса, создаваемыми по шаблонам. Но шаблон учитывает вкус доминирующего читателя. Роман же А.Куприянова, пожалуй, только хочет быть таблоидом, но обращен, несомненно, к более продвинутой и основательно начитанной публике. Хотя, конечно, читатель “попроще” будет следить только за детективным сюжетом, пропуская то, что ему не нужно. Но картинки — от умиляющей берестяной посуды и деревянных церквушек до садистской графики Макса Эрнста — в любом случае рассмотрит, тем более что они тоже помечают эмоциональное поле романа. Не оставит без внимания и план местности на внутренней стороны обложки. Книжка с картинками, как мы помним из детства, всегда интересней, чем без. Тем более что читателя ждут и крутой детектив, и лавстори, и тюремные байки о Пушкине.

Но все эти невинные ухищрения призваны замаскировать — чтобы читателя не отпугнуть — главное: трясину (отыграем образный ряд романа) современной публицистики, обращенной к самым разным сторонам нашей жизни, от криминальных до лингвистических. А для начала читатель должен взять в руки книгу, полистать, пробежать пару страниц. Лично я начал общение с “Лягундой” с размышления о прилипчивом штампе “как бы”, очень точно — ничего не утаишь от языка — характеризующем сегодняшнюю реальность. Он “придает опасный, если не сказать — жутковатый смысл нашему бытию. “Как бы” предполагает, что на самом деле все вовсе не так! Нам как бы платят зарплату, мы как бы мечтаем о хорошей жизни, Государственная, грубо говоря, дума как бы создает законы… А в действительности — что?!”.

Публицистику, то есть размышления автора о судьбах страны, мы находим не только в прямых высказываниях по ходу сюжета. Она явлена и в самом сюжете, в образах героев, всегда реалистичных, привязанных к месту и времени. Хотя реализм того сегодняшнего розлива, который на грани с натурализмом, а часто и за гранью, вероятно, по мысли автора, только и позволяющей подчеркнуть смысл, сгущаемый до символа.

Деревенская дурочка, косноязычная Марьяна, называющая себя Цаэна Агуша, то есть Царевна-Лягушка, в просторечии просто Лягунда, и является главной героиней романа. Наивно-простодушная, невинно-чистая, живущая в гармоничном мире природы — лес, озеро, болото, она всюду своя, — встречается наконец с цивилизацией в образе уголовника Клыка. Какую царевну он смог бы открыть в ней, открывают фантастические главки его бредовых видений. Марьяна возродила в нем поэта. Он, в свою очередь, вдохнул в нее свое уголовное начало. Лягунда становится этакой жрицей Зоны Активного Обалдения (ЗАО) в государстве Бахмара, наладившего производство товаров повышенного спроса. На ней лежит ответственность за создание и выпуск живых таблоидов-тинейджеров. Остается только снабдить их клеем “Момент” — и новая партия подростков готова к жизни.

“Вы производите токсикоманов!” — возмущается Клык.

Ему возражают, что “гениальность метода, разработанного нашим генеральным конструктором Лягундой, состоит в простом постулате: из уродов нельзя создать полноценных людей, из полууродов — можно… Только не надо спешить! Знаете, это как в сказке про Царевну-Лягушку: не надо раньше времени сдирать лягушачью кожу — нить судеб сама приведет к результату”.

Очевидно, что Россия, по мысли автора, и есть та лягушка, с которой постоянно сдирают кожу раньше времени.

Главки, посвященные деятельности ЗАО “Пирус” (пир усопших), дают представление о сегодняшней атмосфере различных закрытых акционерных обществ. Именно в этих главках ирония автора превращается в сарказм. Но их пролистываешь: детективная струя увлекает читателя вслед за Клыкаревым, уходящим от преследования. Только исчерпав собственно детективный сюжет, опять возвращаешься к филологическому. Вероятно, эти видения стоило давать в менее напряженный период повествования, уже после гибели героя, когда он кажется самому себе самому новым Иисусом — в стилистике его любимого романа “Мастер и Маргарита”. Хотя, возможно, это бы не спасло, на мой взгляд, роман перегружен литературно-философ-скими и библейскими реминисценциями.

Вообще уголовник Клыкарев — человек образованный, ведь ворует он не что-нибудь, а книги — редчайшие и очень дорогие издания, список которых приводит автор на нескольких страницах. Ради этой “кражи века” он становится даже аспирантом Пражского университета — акция задумана его куратором Мустафой. Да и попал в уголовники Толик Клыкарев с филологического факультета — за юношеские вирши (но по обвинению в скотоложестве). Видимо, гуманитарная закваска и не дает ему переступить последний барьер — оружия не применяет, крови никогда не проливал.

Краткий любовный союз уголовника и невинной дурочки на личном уровне соответствует такому же периоду в жизни простодушной России. Но у нее он, пожалуй, несколько подзатянулся. Даже выдающийся питерский следователь по особо важным делам, разматывающий кражу веку, консультируется периодически с Мустафой, пребывающим в Испании. В конце концов не без помощи следователя самые ценные экземпляры из похищенного так и не возвратятся в родную библиотеку. Именно он расстреливает с вертолета готовых сдаться властям незадачливых исполнителей этой акции. Возрождение к новой жизни, наметившееся с неожиданной любовью к Лягунде, для Толика Клыкарева не состоялось.

Лягунду наследует Купердонов. Ребенок, которого ждет Марьяна, не совсем чужой. Ведь в какой-то мере Клыкарев и Купердонов — братья по духу, филологи. Как иронически замечает автор: “В России каждый второй филолог”. Ну а вторая половина, естественно, уголовники. Сложись жизнь немного по-другому — Купердонов стал бы Клыкаревым, а Клыкарев — Купердоновым. В сущности, эту пару К—К можно рассматривать как расщепление первого К — авторского. Ведь не зря же герой — тоже сын учительницы и капитана, как и сам автор, да и прошлое портового хулигана А.Куприянова, о котором сообщается в аннотации, чувствуется в напористых характерах обоих героев. Тем самым писатель настаивает на том, что в каждом человеке дремлют амбивалентные и часто исключающие друг друга возможности.

Так о чем же все-таки этот иронично-саркастический, лирико-публицистический, сентиментально-садистский и хулиган-
ский роман? Ну конечно, о России — о вечной Царевне-Лягушке, которая никак не дождется своего принца и готова отзываться всей душой на самую малую ласку. Будущее ее автор видит все же с интеллигенцией, с тем же Купердоновым, нанявшим ей на деньги Клыкарева логопеда. Лягунда учится говорить — то есть адекватно являть себя миру. Так что бандитские деньги не пропадают, идут в дело. В масштабах страны этот факт тоже обнадеживает — все остается людям.

Так что есть в романе и хеппи-энд. Марьяна сидит у окна мансарды и работает над произношением. Сексуально озабоченный Купердонов энергично расчищает дорожку от снега. “Радостно картавит снег под его огромными валенками, неожиданно ярко пробегает лучами по февральскому насту солнце — будто тысячи своих секретиков заложила вокруг дачи Лягунда. Что может быть чище нашего бахмаринского снега? Ну разве что волны вашего Эгейского моря, Ксенофонт”.

А если в двух словах сказать о том времени новых испытаний, выпавших наивной и неловкой стране в конце века, то это и будут те самые “Едрубил писерма”, вынесенные в заглавие. Они расшифровываются так: Ельцин ДРУг БИЛла, ПИрамида СЕРгея МАвроди. Создание Купердоновым новых имен и современная расшифровка старых, особенно древнегреческих, вызывают даже смех, с которым, как известно, мы прощаемся с прошлым.

Александр Куприянов. Лягунда. Роман-таблоид. — М.: Вагриус, 2002.

Едрубил писерма

Перевал

Я напряженно вглядывался в эти узкие глаза напротив. Калейдоскопа огней там не обнаруживалось

Текст: Юрий Лепский

Российская газета - Федеральный выпуск № 146(6122)

Не знаю, как сейчас, но в 1979 году на территории Хабаровского края орудовали бойцы трудовой армии Северной Кореи. Наши идейные братья по специальному соглашению с советскими властями рубили дальневосточный лес и вывозили его к себе на родину. Жили они в тайге, в специальных лагерях, огороженных заборами с колючей проволокой.

Поговаривали, что за заборами располагались бараки с нарами. Но что там было на самом деле, мало кто знал даже из местных журналистов: общение с лесорубами из КНДР не наказывалось, но и не поощрялось партийными властями. Иногда в морозный день на бамовской дороге можно было встретить допотопный советский автобус, сквозь крышу которого была просунута настоящая железная печная труба. Труба дымила вовсю, и это означало, что внутри автобуса топится буржуйка - единственный классовый враг, приносивший пользу корейскому пролетариату.

Но я, собственно, о другом. Нынешний главный редактор "Вечерней Москвы" Александр Иванович Куприянов в ту пору был просто Саней Куприяновым - юным и довольно нахальным журналистом хабаровской молодежной газеты, где работал и ваш покорный слуга. Мы были дружны и профессиональные интересы у нас были одинаковы: мы писали о строительстве БАМа (для тех, кто не знает, - Байкало-Амурской магистрали). И вот, написавшись на эту тему вдоволь, мы решили устроить автопробег по восточному кольцу этой самой магистрали. На "Москвичах". В январе. По бездорожью. Тогда нам казалось, что мы в своем уме. Более того, нам удалось убедить в этом не только будущих участников автопробега - профессиональных водителей, но и наших начальников - партийных и комсомольских чиновников.

Он снял с руки часы "Слава" и высоко поднял их над головой. "Это трактористу, - сказал он. - Кто хочет поехать с нами?"

Словом, мы поехали. Александр был командиром пробега, а я комиссаром. До Комсомольска-на-Амуре мы добрались вполне успешно, но дальше у нас начались проблемы. Морозы за сорок градусов выдавливали на поверхность узкой снежной дороги воду, она ломала наст и превращала эту тропу в жидкую непроходимую кашу. Однажды ночью в такой каше машины заглохли и встали намертво. Ситуация была аховая и, может быть, оттого в наших головах прояснилось: стало понятно, что до утра, если ничего не предпринять, мы просто замерзнем насмерть в этой ледяной каше на морозе в сорок три градуса. Напомню моим молодым читателям, что ни мобильных, ни тем более спутниковых телефонов тогда не было. У нас с Куприяновым оставался только один выход: идти пешком несколько километров до лагеря северокорейских бойцов-лесорубов и просить у идейных братьев трактор, который бы вытащил наши "Москвичи" на снежную твердь. Точными координатами лагеря идейных братьев мы не располагали, поэтому просто пошли по дороге, предварительно набрав в унты ледяной воды. На морозе унты покрывались коркой и воду больше не пропускали, зато внутри она постепенно согревалась и становилась теплой.

Так мы шли в кромешной тьме несколько долгих километров, пока не набрели на темный забор с колючей проволокой. Обойдя забор по периметру, мы обнаружили ворота, запертые изнутри. Стали стучать, стуча зубами (сорри за тавтологию). Стучали долго. В конце концов ворота открылись и в проеме показалась корейская голова без шапки. Голова, по счастью, принадлежала переводчику, поэтому человек понял нас с первого раза. На некоторое время он исчез (видимо, консультировался с начальством), а потом распахнул ворота и пропустил нас внутрь. Он по аккуратно вычищенной от снега тропинке привел нас к большому бараку. Мы вошли. В бараке располагались двухъярусные деревянные нары и две печки, помещенные в песочницы с песком. Было тепло, даже жарко. Идейные братья уже не спали и сбились в довольно большую кучу вокруг одной из печей. Все уставились на нас с Куприяновым. Допускаю, что увиденное ими производило неслабое впечатление: в инее, с сосульками на носах и шапках, с шарами ледяных наростов на унтах, с безумным блеском в покрасневших от бессонницы глазах мы выглядели существами, незнакомыми с трудами Ким Ир Сена, что для наших лесорубов было идентично частному визиту марсиан.

Подождав, пока сосульки у меня под носом растают, Куприянов взмахнул рукой и хрипло скомандовал: "Давай!" Я снял шапку, громко высморкался в шарф и открыл рот. То, что полилось из этого рта и лилось в течение как минимум пятнадцати минут (с перерывами на перевод), теперь можно было бы смело назвать параноидальным бредом. Выражения типа "великий вождь товарищ Ким Ир Сен" или "и лично товарищ Леонид Ильич Брежнев" были самыми невинными и задушевно-лирическими в моей насквозь идиотской речи. Даже Александр, слышавший к тому времени немало трансляций со съездов и пленумов ЦК КПСС, глядел на меня изумленным взглядом, слегка приоткрыв рот. Закончил я, как и начал, весьма фигуристо, свернув весь этот коммунистический интернационал на немедленное выделение нам, идейным братьям, трактора с трактористом для немедленного же спасения нас, идейных братьев, от неминуемой гибели, которая повлекла бы триумфальное торжество империалистических кругов.

Я закончил. Куприянов не сориентировался и в полной тишине хлопнул в ладоши два раза. Я напряженно вглядывался в эти узкие глаза напротив. Калейдоскопа огней там не обнаруживалось. Александр дал вторую отмашку. Я повторил всю эту хрень заново. Результат оказался тем же.

Что было делать? Первым догадался Куприянов. Все-таки не зря он провел трудное детство в интернате на Нижнем Амуре: естественные человеческие инстинкты, незамутненные идеологическими догмами, еще не умерли в его полнокровном писательском сердце. Он снял с руки часы "Слава" и высоко поднял их над головой. "Это трактористу, - сказал он. - Кто хочет поехать с нами?" Легкий стон прошелся по рядам идейных братьев-лесорубов. Я понял, что он нащупал единственно верную дорогу к душам детей большого Кима и снял с запястья свои часы. Когда Куприянов поднял над головой мешочек с лекарствами, которые мы предусмотрительно захватили с собой на случай мучительной смерти, сидевший с краю проводник идей чучхе поднялся, быстро затолкал в карманы черной рваной телогрейки наши часы, мешочек с лекарствами и решительно направился во двор к стоявшему там трактору. К полудню мы были спасены.

А к вечеру того же дня опять увязли в ледяной каше. Куприянов растолкал меня, мертвецки спавшего на заднем сиденье "Москвича". "Идем толкать", - потребовал он. Умом я понимал, что надо идти толкать. Но все остальное в моем организме ответило ему полным отказом, причем в грубой форме. Он вылез на мороз и с ненавистью хлопнул дверью.

Прошло немало лет. Но всякий раз, когда я думаю о том, почему он может быть главным редактором, а я не могу, вспоминаю этот хлопок дверью на бамовском перевале. Это и по сию пору самый короткий и убедительный ответ на мой вопрос.

Перевал

Якорь 1

Правила жизни Александра Куприянова

Текст: Валерий КОНОВАЛОВ

Он руководит «Вечерней Москвой», пишет романы и сплавляется по таёжным рекам

Почти одновременно вышли три книги писателя Александра Купера. Одна из них — остросюжетная повесть «Таймери» — завершается текстами православных молитвословий. И это не случайно. Поиск веры занимает в книге важное место. Так же, как и в жизни самого автора.

Купер — это литературный псевдоним главного редактора газеты «Вечерняя Москва» Александра Куприянова. Его повести, романы, киносценарии выходят в таких известных издательствах, как «Время» и «Художественная литература», на телевидении готовят экранизации его произведений. Как удаётся совмещать руководство большой ежедневной газетой с таким плодотворным творчеством? С этого начался наш разговор.

Рецепт Виктора Астафьева

— Когда 25 лет назад Виктор Петрович Астафьев прочитал мою повесть «Жук золотой» про детство, он мне сказал: тебе пора заканчивать свои путешествия и гулянки, надо садиться и работать, причём каждый день. С тех пор у меня и выстроился определённый образ жизни со своими жёсткими правилами. Для кого-то они, может быть, глупые, но для меня основополагающие.

Прежде всего отказаться от всех вечеринок. Как газетчик, тем более главный редактор, ты можешь каждый день ходить на презентации, но это отнимает время и выбивает из колеи, а писать надо на свежую голову. Встаю я рано. Летом в пять утра. Погулял с собакой в лесу и полшестого за стол. Каждый день до девяти часов, до электрички в Москву, сижу и работаю. Домой вечером еду уже на машине и по дороге переключаюсь с газетной жизни на литературную: изучаю в компьютере материалы для книг, которые пишу. И где бы ни был, не трачу себя на посторонние вещи, а работаю: компьютер всегда со мной.

Почему олигарх начинает молиться

— В основе моей повести реальные события. И главный герой Демичел — это реальный человек. Он был олигархом и на каком-то этапе осознал свои большие задолженности — и перед близкими людьми, и перед территориями, которые осваивал, и ещё перед многими и многим. Так начался его драматический последний путь. И апофеоз этой таёжной драмы — смертельный поединок человека с гигантским тайменем — тоже не выдумка. Я сам занимаюсь сплавами уже 40 лет. Мне приходилось спасать гибнущих людей. Однажды мы везли покойника. Видел могилы погибших на речных порогах: их нельзя было доставить и хоронили там же. В экстремальных ситуациях острее чувствуешь таинство жизни, смерти и рождения. Как ведёт себя человек в этих обстоятельствах? Демичел — человек блуждающий, ищущий. И он вдруг начинает мучительно вспоминать молитву «Отче наш», обращается к истокам веры. Слова молитвы всплывают из самых глубин.

Баптистка, партизан и комсомолка

— Моя бабка была баптистка, а дед, Кирилл Ершов, революционер, он потом ещё партизанский отряд организовал. Бабка заставляла меня с детства молитвы учить и Библию читать. А мама уже была комсомолкой. Правда, в партию не вступала осознанно, хотя в последние годы была председателем сельсовета. И у них с бабкой постоянно возникали распри: носить ли мне, например, пионерский галстук и т.д. А вот крестик на верёвочке у меня всегда был на шее, сколько себя помню. Только откуда он, не интересовался. Потом, когда мамы не стало, я спросил у старшей сестры Галины: я крещёный? Она сказала, что именно мама меня совсем маленького возила в Николаевск-на-Амуре, а там была церковь.

Уже сильно взрослым, лет пятнадцать назад, я приехал в Николаевск и пришёл в церковь. Хотя выяснить что-то надежды было мало: церковь там несколько раз горела, что могло остаться? Молодой священник полез на антресоли, вытащил огромное количество церковных книг. Нашёл нужный год, прикинули месяц: родился в июле, но так быстро крестить не могли. И нашёл запись за ноябрь: крещён!

Происшествие на Шантарах

— В этом году я собрался летом на Шантарские острова в Охотском море. Там заказник красивейший. Мой отец когда-то там зимовал и писал оттуда маме письма. Попасть туда непросто, но разрешение я получил.

А перед этим встретился со своим родственником. Это муж моей сводной сестры по отцу. Он капитан на речном судне. «Ты что, — спрашивает, — на Шантары собрался? Вот что, Санька, не знаю, веришь ты в Бога или нет, но вот возьми, что-то у меня на сердце беспокойно». И протягивает мне складень из трёх иконок. Я взял. А потом происходит трагическая история, о которой много писали. Вертолёт, на котором я должен был лететь, разбился, несколько человек погибли, а меня в последний момент морем отправили на точку.

Часто советуюсь с митрополитом

— Мне давно стало понятно, что после слома прежней жизни ничего более ценного и крепкого, чем Русская Православная Церковь, у нас не осталось. Меня сама жизнь неизменно выводит на церковных людей, среди которых ни одного не было, кого бы я не уважал.

И всё происходило будто само собой. Когда я руководил «Экспресс-газетой», мне актёр Стас Садальский, который тогда у нас сотрудничал, вдруг сказал: «Надо редакцию освятить». Я удивился: кто же такую газету освятит? А он своё: «Давай зайдём». Там рядом храм Тихвинской иконы Божией Матери. Зашли, познакомились с отцом Владимиром, настоятелем. Он посмотрел на нас, на газету, узнал, что есть у нас люди, которые тянутся к вере, и согласился. Потом мы с этим храмом очень сблизились. Даже нашли с Володей Сунгоркиным, главным редактором «Комсомолки», средства на новые колокола.

А «Вечёрку» освящал уже митрополит Климент, руководитель Издательского совета Патриархии. Мы тогда начали издавать совместную серию книг о вере, печатали проповеди владыки в газете и стали получать огромное количество откликов, увидели, что читателям это нужно. Мы с ним почти одногодки и сходимся в оценке многих явлений и проблем. Я с владыкой советуюсь по разным делам, и он очень точные, часто неожиданные, вещи мне подсказывает.

Правила жизни

Тройной удар Купера

Он не стал капитаном, но стал адмиралом газетных полос

текст Никита КУТУЗОВ

Литературная газета № 44-45 (6531) (12-11-2015)

Творческий вечер Александра Куприянова, пишущего под псевдонимом Александр Купер, стал заметным событием в художественной жизни Москвы. В этом году увидели свет три его романа: «Надея», «Не мой день» и «Таймери». Такой «тройной удар» нельзя было не заметить, даже в наше трудно проницаемое время. Тем более что романы Александра Купера настолько своеобычны, что, начав чтение, гарантированно закончишь его.

Сам Куприянов, репортёр с огромным стажем, лучше, чем кто-либо, знает, какое значение имеет форма, как она способна выгодно представить содержание или наоборот, попросту говоря, угробить интересные сюжетные идеи. Наверное, поэтому творческий вечер был выстроен как художественное произведение со своими интригами, кульминациями и неожиданными ходами. Началось всё с шоу барабанщиков, которое своей неуёмной энергией буквально вынесло виновника торжества на сцену. Ведущие Руслан Орехов и Наталья Шумак объявляют вечер открытым… Все понимают, что сейчас перед ними развернётся грандиозное действо. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты… В пору зрелости это утверждение вернее верного. Ведь друзья всю жизнь формируют тебя, а ты формируешь их. Купер первым делом представил своих товарищей, которые собрались разделить вместе с ним его триумф. Всё это мегаперсоны отечественной журналистки и культурной жизни. «Представлю наших гостей: мой первый редактор Нина Лошкарёва, писатель Валерий Шульжик... С моей дальней родины – гордость нашего дела Борис Резник. Владимир Мамонтов, Владимир Крысин, Геннадий Бочаров... Я горжусь, что когда-то работал с этими людьми», – сказал Купер. Также поздравить Купера с выходом книг пришли Юлий Гусман, Леонид Жуховицкий, Валерий Зеленогорский, Бари Алибасов, Владислав Фронин, Игорь Коц. Они, как и другие гости вечера, посмотрели фильм об Александре Куприянове, где тот высказал свои главные мысли о смысле жизни и творчества. «Свой человек – это человек, который никогда не предаст тебя, человек обязательный, – уверен писатель. – Свой человек всегда знает, когда нужно прийти на помощь, его не нужно звать. Кроме того, друзьям – настоящим – не надо объяснять, что такое «чёрное и белое», они понимают сразу, интуитивно».

Когда артист театра и кино Антон Шагин вышел на сцену, стало очевидно, что пришло время послушать прозу Купера. Действительно, прозвучал отрывок из романа «Надея». Проза на слух – это всегда лакмусовая бумажка, тест на музыкальность. Проза Купера его прошла успешно.

Выступившие на вечере делились своими ощущениями от творчества и личности Купера, от его журналистской и редакторской деятельности, от многолетнего общения с ним. Лев Новожёнов подчеркнул, что возглавляемая Куприяновым «Вечерняя Москва» какая угодно, только не скучная. И это безусловная заслуга её руководителя. Максим Замшев высказал предположение, что самая сильная сторона прозы Купера – это вызываемое в читателе сострадание героям, даже к не самым симпатичным. Борис Резник удивился тому, что язык романов Купера совсем не газетный. Геннадий Бочаров уточнил, что этот качественный отрыв от репортёрского стиля Купер обретал с годами. И последние романы доказывают, что он его окончательно обрёл. Прекрасным подарком всем собравшимся стал романс на стихи Екатерины Рощиной, иллюстрирующий события романа «Надея». Вышедший на связь из поезда Юрий Лепский пожелал, чтобы творческий вечер скорее перешёл в творческую ночь и творческое утро. Добавим о себя: пусть это повторяется бесконечно. Ведь в непрерывности творчества – подлинная писательская жизнь…

Тройной удар Купера

Романтизм житейских черт

Текст Максим ЗАМШЕВ

"Литературная газета", № 39 (6527)

Проза Александра Купера ворвалась в современный литературный контекст довольно неожиданно, существовала в нём непредсказуемо и, найдя свою нишу, заняла её прочно и комфортно. В текущем году Купер порадовал своих поклонников новыми книгами. Ну что же! Наведём на них наш объектив и попробуем разобраться, что за явление перед нами. Сразу скажу, что, на мой взгляд, сила творческого метода Купера в том, что его реализм лишён даже минимального намёка на художественную условность, призванную упростить и адаптировать для читателя описываемые события. Это реализм, нацеленный на пристальность, на пересиливание унылости открывающихся картин и замены их на нечто эксклюзивное, по-новому рассмотренное, и только под этим взглядом обретающее настоящие качества. В изобретательности Купер иногда даже соревнуется с самой реальностью, не обращая никакого внимания на не бесспорный камертон ныне модной документальности, а подчас и псевдодокументальности.

Роман «Не мой день», выпущенный издательством «Художественная литература» в этом году, – это объёмное и полифоническое повествование, населённое весьма узнаваемыми, но в то же время загадочными персонажами. Сюжет довольно прихотлив. В его основе события, происходящие в небольшом подмосковном городке Зачекинске, в результате постсоветской чехарды превратившегося в площадку для выгона бандитских группировок, коррумпированных милиционеров, деклассировавшихся и социально шалящих интеллигентов. Главных героев – бывших школьных учителей интеллигентов Купера и Карлова – волны вседозволенности вынесли на берег полного отсутствия самоидентификации, и они принялись судорожно обустраиваться на этом дикарском берегу. Пересказывать все приключения героев нет резона. Ведь они не столько формируют сюжет, сколько создают авторскую картину мира – объективную, динамическую, увлекательную и в то же время отталкивающую. Надо сказать, что события автор разворачивает мастерски. Постепенно, как пазл, фрагмент за фрагментом, складывается вселенная этого романа. И несмотря на то что в ней заправляют бандиты и представители сомнительной богемы, она не лишена авантюрной привлекательности. Купер с настойчивостью психологиста пытается докопаться до того, как обычные подмосковные мальчики становятся авторитетами криминального разлива и как школьные учителя превращаются в картёжников и продавцов крайне сомнительного гуманитарного продукта не менее сомнительным покупателям. (По сюжету Купер и Карлуша держат крайне успешный сайт стихотворной матерщины.) К прямым выводам на сей счёт автор читателей не подводит, но в их сердцах рождаются скорее жалость и сострадание, нежели ненависть и отвращение. Особый колорит тексту придают глухонемые красавицы героини, также ставшие частью криминального мира, но всё же находящиеся в поисках своей человеческой сути, несмотря на предлагаемую бесчеловечную обстановку. Этот приём можно назвать выдающейся авторской находкой, придающей роману объём и особую литературную органичность. Он отсылает нас к классике XIX века, особенно в части её страдательной актуальности и внимания к тем, кто выпадает из социальной парадигмы. Но если героини прошлого мучились от унижений, то нынешние берутся… за оружие. Здесь есть над чем поразмышлять читателю, любящему непредсказуемые аллюзии. Не мы такие – жизнь такая… Подмена себя настоящего на себя приспособившегося – больная тема для Купера. Он изучает её в романе подробно и со всех сторон. И полное сходство имени героя и творческого псевдонима автора – это попытка саморазоблачения человека, встретившего катаклизмы девяностых в возрасте ранней зрелости. Отмечу, что в этом саморазоблачении есть и ненавязчивая симпатичная ирония, создающая нужную для понимания замысла атмосферу.

Одной из главных композиционных скреп романа является съёмочная площадка, где американцы снимают кино о русской жизни. На этой площадке много чего творится – лирического, страшного, анекдотического, нелепого. Но что бы на ней ни творилось, в ней зашита основная метафора романа. Наша жизнь – кино? Кино, снятое американцами? Или навязанная американцами быль? И почему мы оказались такими, что нам так легко смогли что-то навязать? Эти вопросы, далеко не единственные из затрагиваемых автором, долго не позволяют забыть его текст. Герои и коллизии оставляют в памяти ощутимые следы... А это неотъемлемое качество серьёзной и зрелой прозы.

Творческие ракурсы Александра Купера разнообразны. Он не замыкается на одном удачном сочетании приёмов, постоянно ища новые формы выражения. «Надея» – это кинороман с курсивом, хором и оркестром. Жанровая характеристика не только довольно оригинальная, но и настраивающая на определённый лад. Я уже писал, что и в романе «Не мой день» кинематографическая тема занимает немалое смысловое место. Но там это реальное, происходящее в самой сюжетной гуще и съёмки. А в «Надее» автор балансирует между изобразительной прозой, киносценарием, пьесой. В этом синтезе он ищет момент сделать невозможное возможным, увидеть время не линейным, а чувственно объёмным и исторически одновременным. Для этого действие первой серии (именно так называются у Купера части) помещается в старую усадьбу с длинной и прихотливой историей, где тени способны оживать. Это деревенский дом молодой телеведущей Надежды (Надеи), влюблённой в пожилого представительного нефтяника Юрия и желающей уединиться с ним в этом в уютном сельском гнёздышке. Тогда там появляется загадочный и угрюмый старик… Вскоре выясняется, что старик – это отец героини, которого все считали пропавшим пять лет назад и даже не удосужились удостовериться, жив он или нет, пока тот пребывал в больнице для умалишённых (старик болен амнезией). Это событие щемящей и дисгармонирующей нотой обнажает всю изнанку проржавевшей жизни современных городских жителей. Перед нами разворачивается ретроспективная история семьи во всей её трагической цельности и в то же время разрозненности. Автор создаёт живописные, зримые картины происходящего, оставаясь верным жанру киноромана. Читатель также узнаёт, что когда-то в этом доме бывали знаменитые люди, в жизни которых кипели такие же нешуточные страсти. А принадлежала усадьба Михаилу Бакунину, знаменитому революционеру-анархисту. Время от времени автор рисует картины появления героев, заставляя воображение читателя работать на полную мощь. Куперу удаётся создать яркие образы. В первую очередь это Надея – современная женщина, мечтающая о женском счастье в его чистоте, но вынужденная в итоге принять правила игры и искать это счастье не на виду, а в потаённых углах. Это, с одной стороны, сильный, с другой – как часто бывает в жизни – колеблющийся характер, часто делающий выбор в пользу удобства, а не правды. Юрий, немолодой возлюбленный Надеи, – человек сформировавшийся и внешне успешный, но сам не знающий, как близко от него дышит иная, неблагополучная жизнь. И конечно же, Кирилл Вязов, тот самый старик, профессор-лингвист, никому не нужный и в то же время всем необходимый. Вторая часть (серия) киноромана посвящена ему и его любви. Именно из-за этой любви он ушёл от жены и в итоге потерялся, в прямом и переносном смысле. Здесь становится понятно, почему в подзаголовке Купер обозначает в жанровых характеристиках неведомое «с курсивом». Курсивом выделены дневники профессора и дневники его подруги. Купер так умело их стилизует, что абсолютно веришь в интимность и первородность этих записей. Ведь чаще всего человек бывает самим собой, когда его никто не видит, а пишет полную правду, когда уверен, что её никто не прочтёт: «Наташа устаёт ездить в метро, устаёт не от давки, а от людей. я хорошо её понимаю. с нами всеми что-то случилось… ненависть и гордыня овладела людьми. А была ли она мудрость народ».

Фактически это роман об изнанке каждого человека, которая в любой момент может вывернуться наружу и стать подлинным лицом. И вовсе не обязательно эта изнанка хуже всем известного, нескрываемого облика. «Надея» – это скерцо на чёрных клавишах, своеобразная литературная пентатоника, где каждый звук-кадр ожидает того, что кто-то вот-вот соскользнёт и возьмёт белую клавишу, нарушив стерильное чередование тонов. В романе много лирических печальных станиц, он насыщен и психологическими ходами, и достоверными деталями. Тема предательства – ключевая, но решается она не в лоб, а с большой долей деликатности. Купер словно утверждает: мир так сложен и многообразен, что познать его можно, только пытаясь правильно пристроить каждое обстоятельство в свою жизнь, как игрушку на новогоднюю ёлку. Тем, кто пытается жизнь изменить и сломать, почти никогда не удаётся её познать. И когда на участке Вязовых появляются бурильщики, мечтающие напасть на «семейную скважину», в итоге на неё нападающие, дом вскоре сгорает. В этом много литературоцентричных отсылок, одна из них (самая явная) – к чеховскому «Вишнёвому саду». Роман не только постоянно улетает в прошлое, не стесняясь любых расстояний (от юности героев до бакунинских времён), но и оставляет за собой открытое пространство. Ведь ни одна история не кончается навсегда. Она лишь освобождает место для новой. И каждая новая будет в итоге рассказывать о зыбкости человеческого счастья.

В повести «Таймери», так же, как и «Надея», увидевшей свет в издательстве «Время», Купер отдаёт дань жанру философской притчи. Сам автор в предисловии признаётся, что повесть была написана по заказу английского издателя. Но рискну предположить, что писатель далеко вышел за рамки привычной англосаксонской традиции. Главный герой, названный по авторской воле Димичелом, – олигарх, который бежит из благоустроенного мира и поселяется где-то в суровых краях. Место и время действия весьма условны. Автора интересует не точность деталей, а верность подтекста, верность линии борьбы, которую человек ведёт с самим собой, причём это второе «я», которое необходимо победить, выражается в самых разных обличиях. В «Таймери» оно становится сильной и опасной рыбой. Герой сталкивается с ней, оказавшись с возлюбленной и сыном в глухом месте, на маленьком таёжной реке, где нет ни цивилизации, ни возможности с кем-либо связаться. Борьба его ждёт нешуточная. Из всей прозы Купера эта повесть самая символически зашифрованная, но зашифрованность эта не ложно глубокомысленная, а захватывающая, изобилующая резкими поворотами. Северные пейзажи выписаны без банальностей и клише, с глубоким знанием взаимного притяжения человека и природы.

Купер – несомненный романтик. Его волнует категория особенного. Это особенное он ищет, создаёт, исследует, восхищается им, как живописец пробует найти для него нужные краски, как кинематографист смотрит на него с разных ракурсов. Он не встаёт в позу судьи, поскольку понимает бренность всего земного и особенно человеческой жизни. Рассказанные им истории диковинные, но на них нет ни малейшего следа искусственности. Он преодолел стеснение перед жизнью, и выяснилось, что когда глаза открыты широко и ясно, даже существующие в реальности мерзости в твоём окоёме теряют весь свой омерзительный запал. Его романтизм реалистичен, он бьётся с угловатым натурализмом за гибкую стройность гармонии житейских черт. И побеждает в преображении…

Проза Александра Купера – это проза сложившегося писателя, внёсшего в литературную палитру нашего времени важнейший мазок, плотный, заметный и богатый на оттенки. Купер избегает схематичности, не стремится встроиться в формат, текст для него – это поле для бесконечного поиска смыслов. И в этом поиске – главный смысл его прозы.

РОМАНТИЗМ ЖИТЕЙСКИХ ЧЕРТ

Следопыт о могиканах

Текст Александр ЕВСЮКОВ

Литературная газета № 24 (6602) (21-06-2017)

Новая книга Александра Купера (литературный псевдоним известного журналиста и писателя Александра Куприянова) со странным на первый взгляд названием «Saudade» посвящена жизни современной российской деревни. Деревни географически совсем не далёкой от столицы (соседняя область), но по многим признакам выглядящей, как другая планета.

Сам термин «Saudade» (саудади) португальского происхождения и в преамбуле к роману объясняется, как «пронзительная печаль от понимания того, что тот, по кому ты скучаешь, возможно, уже никогда не вернётся. Эмоциональное состояние, которое можно описать как сложную смесь светлой грусти, ностальгии по утраченному, тоске по неосуществимому и ощущение бренности счастья. Саудади ассоциируется с очищающей душу любовью».

Но к этому состоянию нас ещё приведёт финальный поворот сюжета, а вначале действие развивается неторопливо, окрестности выглядят пасторально, а персонажи запоминаются как подмеченными колоритными чёрточками характеров и отдельными недостатками (вроде привычного пьянства и тревожащей окружающих иностранной неотмирности), так и человечностью и неприкаянностью почти каждого деревенского жителя.

Хроники начинаются с того, что художники Василий Егоров и Рая Дубравина перебираются в деревню Урлово и начинают обживать дом Раиной бабушки Матрёны Филипповны, которой стало уже не под силу управляться с домашним хозяйством. Сюда коллег-супругов привлекают не только свежий воздух и размеренность жизненного ритма, но и новые впечатления, способные подпитать их творчество: «…из комнаты Раи на втором этаже была хорошо видна радуга, которая возникала всякий раз после дождя. Без радуги Рая не могла бы создавать свои замечательные иллюстрации для детских книг. Согласитесь, радуга на компьютере и радуга над рукотворным озером – разные».

А вот так прочувствованно рассказывает автор о поездке за местной ягодой – куманикой: «Пахло прелой листвой, хвоей, грибами и мокрым папоротником. Тот особый запах, который заставляет таёжного человека перейти на особый шаг. Не трещать ветками, обходить валежины и осторожно ступать по мхам. Лес манит».

Среди персонажей романа – этаких могикан деревни Урлово – выделяются политически подкованный тракторист Яшка Стограмм, совестливый егерь Гоша Панкратов по прозвищу Чаттерли, главврач психдиспансера Эсфирь Самойловна Айзензон (она же Айзензониха) и испытатель Витор Криштиану Палмейро (он же деревенский дурачок Витька Саудадин), «приблудившийся» в деревню из Питера. У каждого из них свой характер, своя история, свой взгляд на жизнь.

Также на протяжении книги автор ведёт игру смыслов с маской рассказчика: оказывается, что урловский следопыт-хроникёр Александр Купер собирает материал по заданию главного редактора газеты «Вечерняя Москва» Куприянова А.И.

Во второй половине книги к традиционной реалистической канве примешиваются фантастические элементы: над деревней, как спасители от местного Апокалипсиса, объявляются инопланетяне, а погибшие обретают вторые жизни в обликах лесных зверей, а один из них даже обретает право голоса: «Благодарение Создателю! Он переселил мою душу в ежа. <…> в первую очередь мне нужно было отыскать её, мою любимую...».

Определённой особенностью творческого метода автора видится стремление чрезмерно всё разъяснить, дополнительно указать читателю на очевидные ассоциации. Тут и краткий пересказ романа Д.Г. Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей», и не единичные пояснения вроде: «Порвал колбасу, как Тузик грелку. Есть такое выражение». Предположу, что большинство жителей нашей страны такое выражение слышали, а многие из ныне поредевшего читательского братства сколькими-то годами раньше жадно проглотили и запомнили книгу Лоуренса.

Однако в целом перед нами книга, вместившая в себя интересное и остросовременное смешение жанровых направлений и стилистических особенностей: реалистического и фантастического, публицистики и лирики, рационального и по-человечески трогательного.

Следопыт о могиканах

Тоннель в конце света

Той ночью на том проклятом перевале мы угодили в 1939 год, в нашу страшную историю

Текст Юрий ЛЕПСКИЙ

"Родина" 1 апреля 2018 г.

В середине 1970-х нынешний главный редактор "Вечерней Москвы" Александр Иванович Куприянов был просто Саней Куприяновым - юным и довольно нахальным журналистом хабаровской молодежной газеты, где работал и ваш покорный слуга. Однажды спецкоровские тропинки привели нас в довольно странное место на трассе только начинавшей строиться Байкало-Амурской магистрали. Это был заброшенный тоннель на перевале Дуссе-Алинь. Западный портал его был забит льдом, а вокруг восточного можно было обнаружить предметы, назначение которых нам в ту пору было не совсем понятно. Ну, например, зачем нужны были покосившиеся деревянные вышки, напоминавшие пожарные? Зачем тут валялись две-три тачки со сгнившими ручками и тяжелыми проржавевшими чугунными колесами? Почему в траве были рассыпаны почерневшие алюминиевые ложки, изогнутые и скрученные неведомой силой? Что за странное кладбище из сотен покосившихся, наспех сколоченных деревянных крестов распространилось на подножье сопки? Кому нужны были ржавые мотки колючей проволоки?..

Ни он, ни я не знали в ту пору, что все, увиденное нами, представляло собой остатки лагеря НКВД, стоявшего здесь в 1939 году. Лагеря, где за баланду вкалывали настоящие рабы ХХ века - заключенные, осужденные по пресловутой 58-й статье. Они массово гибли здесь от непосильной работы, болезней и издевательств вертухаев. Судьбы их безвестны и по сей день, останки их, наскоро зарытые в мерзлый грунт, давно запаханы мощными бульдозерами, как мусор на свалке. Они и были мусором для долголетнего режима Ульянова-Джугашвили (не пора ли назвать этих "героев" своими именами?).

Мы узнали об этом много позже. И все-таки что-то недоброе, грозное и мрачное ощутили уже тогда на перевале Дуссе-Алинь.

Этого предчувствия хватило, чтобы Александр Куприянов написал о том лагере роман под названием "Истопник".

А в 1979 году мы снова проехали с ним через Дуссе-Алинь. Причем на "Москвичах". В январе. По бездорожью. Это называлось журналистским автопробегом по Восточному кольцу БАМа. Тогда нам казалось, что мы в своем уме. Александр был командиром пробега, а я - комиссаром. До Комсомольска-на-Амуре мы добрались вполне успешно, но дальше начались проблемы. Морозы за сорок градусов выдавливали на поверхность зимника воду, она ломала наст и превращала узкую дорогу в жидкую непроходимую кашу.

Однажды ночью в такой каше машины заглохли и встали намертво. Стало понятно, что до утра, если ничего не предпринять, мы просто замерзнем насмерть на морозе в сорок три градуса. У нас с Куприяновым оставался только один выход: идти пешком несколько километров до лагеря северокорейских бойцов-лесорубов и просить у идейных братьев трактор, который бы вытащил наши "Москвичи" на снежную твердь.

Да, в ту пору на территории Хабаровского края геройствовали бойцы трудовой армии Северной Кореи. По специальному соглашению с советскими властями они рубили дальневосточный лес и вывозили его к себе на родину. Жили в тайге, в резервациях, огороженных заборами с колючей проволокой. Поговаривали, что за заборами располагались бараки с нарами. Но что там было на самом деле - мало кто знал, даже из местных журналистов: общение с лесорубами из КНДР не наказывалось, но и не поощрялось партийными властями. Иногда в морозный день на бамовской дороге можно было встретить допотопный советский автобус, сквозь крышу которого была просунута настоящая железная печная труба. Труба дымила вовсю, и это означало, что внутри автобуса топится буржуйка - единственный классовый враг, приносивший пользу корейскому пролетариату.

... Точными координатами корейского лагеря мы не располагали, поэтому просто пошли по дороге. На морозе унты покрывались коркой и воду больше не пропускали, зато внутри она постепенно согревалась и становилась теплой.

В большом бараке располагались двухъярусные деревянные нары и две печки, помещенные в песочницы с песком. Было тепло, даже жарко. Идейные братья уже не спали и сбились в кучу вокруг одной из печей. Все изумленно уставились на нас с Куприяновым. Подождав, пока сосульки у меня под носом растают, Куприянов взмахнул рукой и хрипло скомандовал: "Давай!" Я снял шапку, громко высморкался и открыл рот. То, что полилось из этого рта и лилось в течение как минимум пятнадцати минут (с перерывами на перевод), теперь можно было бы смело назвать параноидальным бредом. Выражения типа "великий вождь товарищ Ким Ир Сен" или "и лично товарищ Леонид Ильич Брежнев" были самыми невинными и задушевно-лирическими в моей насквозь идиотской речи.

Закончил я, как и начал, весьма фигуристо, свернув на немедленное выделение нам трактора с трактористом для немедленного же спасения от неминуемой гибели, которая повлекла бы триумфальное торжество империалистических кругов.

Я закончил. Идейные братья молчали. Я повторил все заново. Результат оказался тем же.

Что было делать? Первым догадался Куприянов. Он снял с руки часы "Слава" и высоко поднял их над головой: "Это трактористу, - сказал он. - Кто хочет поехать с нами?".

Легкий стон прошелся по рядам. Я понял, что командир нащупал единственно верную дорогу к душам детей большого Кима и снял с запястья комиссарские часы...

Когда Куприянов поднял над головой мешочек с лекарствами, которые мы предусмотрительно захватили на случай мучительной смерти, - сидевший с краю человек резко поднялся, быстро затолкал в карманы черной рваной телогрейки наши часы, мешочек с лекарствами и решительно направился во двор к трактору.

Cправедливости ради замечу, что моя речь все же возымела действие на старшего по бараку товарища Хон Уна, который по нашей просьбе собственноручно написал бригадиру леспромхоза "Уронэ": "Дело в том, что советские товарищи попали в дорожную ситуацию. Прошу оказать всю возможную помощь и перевести товарищей через перевал". Благодаря записке товарища Хон Уна нам был выдан второй бульдозер с таким же лихим бульдозеристом. К полудню мы были спасены.

А еще через несколько дней с триумфом прибыли в Хабаровск. Нас чествовали как героев, и мы чувствовали себя таковыми. Но ни одному из нас не пришло в голову, что той ночью на том проклятом перевале мы угодили на сорок лет назад в нашу собственную страшную историю.

В которой не было идеи чучхе, но было много других фальшивых и чудовищных идей...

Вот он, тоннель Дуссе-Алинь в день открытия 2 июля 1977 года. Ваш покорный слуга - слева.

Фото: Юрий Лепский

Мы ничего не могли поделать: наши машины встали. Фото: Юрий Лепский

Тоннель в конце света

По следам проходчиков Дуссе-Алиньского тоннеля

Текст Ольга КУЗЬМИНА

Газета "Труд", 21 июня 2019

В издательстве «АСТ» вышел в свет кинороман «Истопник». Необычная история, основанная тем не менее на реальных фактах, без сомнения, привлечет внимание тех, кто по-прежнему интересуется малоизвестными страницами прошлого нашей страны — даже сейчас, когда после бурного всплеска общественного интереса к сталинской эпохе тема выродилась в плоские сериалы или вовсе ушла в тину. О том, для чего и почему был написан этот роман, мы беседуем с его автором — известным прозаиком и журналистом Александром Куприяновым.

-Александр Иванович, давайте начнем с простого вопроса. Тема вашего романа, про лагеря, про тех, кто сидел и кто охранял, — известная, местами весьма избитая: Браться за нее после Солженицына или Шаламова — дело неблагодарное и рискованное, ведь сравнения неизбежны. Зачем это вам?

— Понимаю: Молодежь сейчас любит говорить про незакрытые гештальты. Это что-то такое из детства — продолжающее болеть. Есть гештальты и в отечественной истории — те, которые нельзя закрыть. Поэт, кажется, Сергей Островой, в дневниках оставил запись: «Написал о любви — закрыл тему». Но как закрыть тему любви? Вот и в истории некоторые темы не закрываются. У меня есть внуки, и в какой-то момент я понял, что они не знают ничего о том, что происходило в те годы. Слышали что-то, но знанием это не назовешь. А огромные тома «Архипелага ГУЛАГ» они уже в жизни не прочтут. Да и не торкнет их это. Я же родился спустя шесть лет после окончания войн-ы. Многое слышал, кое-что помню, а главное, я могу взглянуть на все это из нашего сегодняшнего дня. К тому же жизнь сама подводила меня к этой теме, возвращала на разных этапах к таким деталям и подробностям, о которых мало кто теперь знает.

— Но недавно известный прозаик назвал историю Дуссе-Алиньского тоннеля, которую вы описываете, выдумкой. Она настолько невероятная, что и вправду больше похожа на вымысел.

— Я знаю, это Юрий Буйда так написал. Прозаик он отличный, но тут ошибся — история эта не выдумана. Я этот самый тоннель увидел 40 с лишним лет назад, причем вместе с собкорами «Правды» Юрием Казьминым и Станиславом Пастуховым. Это была колоссальная эмоциональная встряска! Представьте картину: высоченные деревья, в ветвях которых покачиваются неуклюжие тачки. Их привезли когда-то для зэков, но лагерь закрыли, и тачки просто побросали на земле. За 20 прошедших с тех пор лет деревья поднялись вверх — они вообще на вечной мерзлоте, как ни удивительно, растут очень быстро — и подняли тачки на ветвях в небо. Мы смотрели на них как завороженные...

После той поездки я понял, что мне надо узнать про этот лагерь все возможное. Правда, когда рассказывал про него, мне не особо верили: слова словами, а подтверждения документального не было. Сейчас, к выходу книги, я наконец нашел и документы, и даже фото тех самых тачек — у одного из исследователей этой темы, Зуева.

О Дуссе-Алиньском тоннеле я написал большой очерк в «Собеседнике». И тогда пошла почта — писали свидетели тех событий, бывшие зэки. С некоторыми я в переписку вступил. Они все подтверждали и добавляли деталей. Потом я несколько раз ездил в те места, рылся в архивах: Так что сам роман написался быстро, а вот сведения для него собирались 40 лет. Мне хотелось запечатлеть время, которое я застал, и то, что было передо мной. А разбираться, был ли Сталин просто тираном или еще и маньяком от власти, мне не хотелось абсолютно.

— Вы сказали про «что-то такое из детства, продолжающее болеть»...

— Ну да, это как раз тот случай. В девятом классе я на вечную тему «Как я провел этим летом:» написал сочинение «Елизарыч». Ничего не выдумывал — описал знакомого старикана. Елизарыч отсидел 25 лет как врач-вредитель. Его преступление заключалось в том, что он не дал спирта другу на опохмел, и тот умер. Елизарыча я знал — они были знакомы с моей мамой, а потом он помогал геологам, где я его, собственно, и «наблюдал». Это была литературная проба, с нее началось. У меня были фантастические учителя, и это притом что рос я на Нижнем Амуре, ходил в деревенскую школу, а потом в интернат.

— Почему в интернат?

— Это было мудрое решение матери. Отчим мой Иосиф считался сельским интеллигентом, много читал и меня к книгам пристрастил, но, когда запивал (что случалось нередко), гонялся за мной и матерью с топором. Стычки у нас были зверские, вот мама и отправила меня в поселок Маго-Рейд, в интернат, от греха подальше. Представляешь, спустя много лет я узнал, что этот интернат — бывший спецприемник, детдом № 5, в нем-то как раз и могли оказаться и дети тех, кто бил Дуссе-Алиньский тоннель. Еще одна нитка: И какие-то вещи о прежних временах рассказывала местная повариха, тетя Зоя, когда мы ей помогали.

— А что за дети были в интернате?

— Дети охотников, рыбаков — разные. Законы внутренние были жесткими, дрались мы, конечно, но в целом дисциплина выдерживалась корабельная. Дядя Вася Забелин, наш воспитатель — в прошлом морской боцман, так что и терминология соответствовала. Нас было 12 ребят в кубрике, утром дневальный кубрик «сдавал». Мы «тянули палубу» — мыли полы до идеального состояния. Наличие пыли дядя Вася проверял белоснежным платочком — мог провести им в любом месте. Побаивались мы и воспитательницу нашу, Анастасию Владимировну. А вот директор, Владимир Александрович Майер, никогда не орал. Мы его любили. Мне вообще, кстати, до сих пор непонятно, как могло такое случиться, чтобы сегодня учителя ненавидели своих учеников, а ученики — учителей. Дикость просто! Мы, конечно, ангелами и близко не были, но азарт, тяга к творчеству — все оттуда, из той поры.

Я начал собирать гиляцкие, нивхские сказки еще подростком. Для чего, зачем — кто знает? Еще в школе мы в библиотеке помогали книжки реставрировать — ну, подклеивали что-то там, подшивали. А книги стояли на полках так: пониже — простенькие, на средних — авторы хорошие, типа Пикуля критикуемого, но замечательного, а наверху — недосягаемые, самые ценные тома. И библиотекарша тетя Рая нам говорила: кто хорошенько поработает, тому достану книги с верхней полки. Стимул! Там нас ждали Платонов, Толстой, Бунин, Флобер, Мопассан: Так вот, упомянутый уже Елизарыч мне как-то сказал про ту, высокую полку: «Там, Шурка, три метра живой крови:» Я потом только понял, что он имел в виду. Чтобы идти в литературу, надо четко понимать, на какое место в ней ты претендуешь, на какую полку.

— А правда, что вы считаете Виктора Астафьева своим крестным в литературе?

— В какой-то мере. Мы в конце 80-х путешествовали с группой чешских сплавщиков по Енисею и заехали к нему в Овсянку. Кстати, он сразу начал называть меня Шуркой — как звали меня когда-то дед и самые близкие. Мы много о чем беседовали, и Астафьев вдруг сказал мне: «Слушай, а ты ведь пишешь? Пришли посмотреть, что есть». У него весь стол был завален рукописями и гранками, но я все-таки набрался нахальства и послал повесть. И месяца через два получил рукопись свою с его правками и разбором. И по пьянке — кому рассказать, немыслимо! — я эту повесть умудрился потерять: мы с другом моим Юрой Лепским забыли ее в такси. На поиски ее были заряжены все окрестные бомжи, но и они не помогли. Потом написал повесть заново — это «Жук золотой», который изначально был назван «Золотым жуком», мой автобиографический роман.

— Слушаю ваши рассказы, и кажется, что жизнь эта, многокрасочная, похожа на клубок: Который мог покатиться совсем в другую сторону.

— Он как раз туда и катился, куда ты намекаешь. И половина моих одноклассников поднялись и вышли в люди, а половина — спились или сели. Туда, в другую сторону, сильно был крен.

— И что вас уберегло, наставило?

— У меня все непросто в семье было. Бабка — баптистка, строгая, жуть. Даст пряник — не дай бог крошка упадет! Дед — беглый каторжник с Сахалина. У него биография мутная: по воспоминаниям односельчан, лучше всех управлялся с лошадьми, читал по-немецки. А книги какие у него были на немецком?! Как воспитать в себе воина: Бабку он увидел на крыльце, они одним взглядом обменялись — и спустя месяц он ее со своим другом Айтыком Мангаевым натурально выкрал. А потом ползли на коленях по улице к бабкиным родителям — прощение вымаливали. Любовь случилась с первого взгляда — и всю жизнь ведь прожили! Когда сгнивший дом деда и бабки разобрали, нашли под полом ложку серебряную, явно дедовскую. С немецкими вензелями: Гусар, офицер, он вроде бы и сел за убийство на дуэли. А потом — «перекрашивался» бесконечно: то в анархистах ходил, в армию Тряпицына вступил, а потом стал большевиком.

А с другой стороны, с отцовской, у меня родня, судя по всему, морские да флотские люди. Говорят, Куприяновы дальневосточные все от одного предка пошли, и даже залив Куприянова — вроде как в честь моего дальнего родича. Вот так, от всех предков по чуть-чуть я и насобирал разного. И амбициозного, и романтичного, и авантюрного, и даже что-то от трудоголика. Разношерстная, с непростыми историями родня заложила во мне и двуличие определенное, это от совмещения очень разных и даже противоречивых черт. Я никогда не скрывал, что тщеславен и честолюбив, но при этом не был банальным карьеристом. А в «Комсомолку» когда-то страшно хотел пробиться не потому, что это было престижно, а потому, что там работали профессионалы высшей пробы. Вот и сейчас: вроде стараюсь из сегодняшнего дня не выпадать, но прошлому верен.

Все это вместе как-то и сбивало с дороги, но и от пути дурного спасало. Я не в самообольщении живу и знаю себе цену. У меня есть ориентиры, я много и быстро пишу, но лишь потому, что долгие годы нарабатывал этот багаж.

— Получив несколько литературных премий, начав печататься уже под своей фамилией, а не под псевдонимом Купер, вы начали вливаться в современный литературный процесс? И вообще, он сейчас есть или все умерло, как полагают некоторые?

— Нет-нет. Процесс идет, но в первую очередь за пределами Москвы. Там встречаются ярчайшие писатели, но мы плохо их знаем, поскольку тут, в столице, скорее присутствуют междусобойчики. Литпроцесс не может завершиться, несмотря на большие потери последнего времени, еще живы писатели той, прежней плеяды. Меня не пугает то, что появилась коммерческая литература — пусть будет и она. Меня раздражают откровенные ремейки и их восхваление на фоне печально короткой памяти. Прекрасная «Зона отчуждения» — крики, овации! Но Распутиным было написано «Прощание с Матерой». Точка! А крики и стоны по поводу «Географ глобус пропил»? Бога ради, пусть он будет. Но все это давно написал и препарировал Вампилов, все эти болезненные страдания интеллигента: Кто-то может сказать, что в мире существует всего 20 сюжетов, но в том и труд писателя — выхватить кусок времени, показать его таким, каким он запомнился лично ему.

Сегодня литература затачивается на описание отклонений от человеческой сути, извращений человеческой души и нравственных подлостей. Все это есть, безусловно, но главное же — не в этом, главное — в осмыслении происходящего вокруг. Писатель — это тот, в чьи виски бьются злые пульсики, и нет сил не написать об увиденном, прочувствованном тобой.

— А писатель ли ты — определяет Союз писателей? Шутка.

— У шума по поводу пустоты, про что мы уже говорили, есть обратная сторона: умерла литературная критика как класс — я о критиках объективных и современных. А они бы и определяли писателей! Но то, что есть сегодня, это заказные пляски под дудочку: надо хорошо о либералах написать — напишут хорошо о либералах, надо похвалить заединцев — похвалят и их. Все не могут писать, как Бунин, да это было бы странным. Но я скажу еще крамольную штуку: мне кажется, Союз писателей не нужен сейчас. Нужна конфедерация, возможно, которая защищала бы интересы писателей — например, отстаивала их права в отношениях с издательствами.

Сегодня-то союзов всяких — тьма, но за писателей никто не борется. Кто борется за права того же Юрия Козлова, русского Кастанеды? Или Кузнецова-Тулянина, писателя блистательного? Никто. И за меня, как за человека литературы, боролись не кто-то где-то при регалиях, а тот же Козлов или Юрий Поляков, которые в нужный момент поддерживали и словом, и советами, и действием. Понимаешь, сегодня произошло ужасное: книгу сбросили с пьедестала, а она, как венец, всегда была на вершине цивилизации. И если ее туда не вернуть, цивилизации придется туго. Уже приходится.

По следам проходчиков Дуссе

«Два капитана» – книга на всю жизнь. Интервью с Александром Куприяновым

Текст: Юлия ГНЕЗДИЛОВА

Журнал "Читаем вместе. Навигатор в мире книг" 2014, №3

– Помните ли Вы первую прочитанную Вами самостоятельно книгу?

– Лет в десять я прочитал «Два капитана» Вениамина Каверина. Эта книга осталась для меня самой любимой на всю жизнь.

– А из более раннего детства?

– Воспоминаний не осталось. У меня была бабушка-баптистка, которая заставляла меня читать молитвы, давала мне Библию. Хорошо помню эту книгу – большая, с гравюрами. Если я отказывался читать, бабушка наказывала, ставила на колени. В повести «Жук золотой» я много рассказываю об этом периоде детства и своей бабушке Матрёне, которая на самом деле была очень интересным и грамотным человеком.

– В Вашей семье много читали?

– Читали все и всегда. Я жил в деревне на Нижнем Амуре. Мама преподавала русский язык и литературу, мы выписывали практически все литературные журналы, которые тогда выходили: «Юность», «Новый мир», «Дружбу народов»… Мама читала сама, давала что-то почитать мне. В школьные годы я учился в интернате. Классным руководителем у меня была Тамара Спиридоновна Скворцова, с которой я переписывался до самой ее смерти. Она одна из тех людей, которые помогли мне сформироваться как личности. Писать я начал рано, и в шестом классе у меня уже были опубликованные стихотворения, а в девятом я входил в краевое литературное объединение, и меня называли в числе трех поэтов, именующихся «надеждой дальневосточной литературы».

– А сейчас у Вас остается время на чтение книг?

– Я живу за городом, поэтому достаточно много времени провожу в дороге. Именно в это время я читаю. Читать в пути серьезную литературу сложно, поэтому стараюсь выбирать что-нибудь более легкое для восприятия. Недавно прочитал роман «Ужин» Германа Коха. Эта книга мне понравилась как читателю, но как профессиональный литератор я увидел «ходули», которые держат роман, хотя мне была интересна сама постановка темы. Автор дает очень простой ответ на заданный им же самим вопрос – яблоко от яблони недалеко падает. В дороге я перечитал и «Анну Каренину» Льва Толстого. К этому меня подтолкнула новая английская экранизация романа, которая мне очень понравилась (я вообще люблю такой модернистский подход). Мне захотелось сопоставить роман и фильм, а для этого потребовалось освежить в памяти текст. «Каренину» я читал в электронном виде, потому что таскать с собой толстенный том неудобно: жизнь заставила обратиться к гаджетам. Интересно, что именно чтение в электронном виде натолкнуло на мысль, что мне бы хотелось поредактировать великого классика. Оказалось, что на экране недочеты текста виднее.

В свободное от работы время я люблю устроиться в удобном кресле, налить себе чашечку кофе и погрузиться в интересную, обязательно настоящую, бумажную книгу. Так, недавно открыл для себя имя писателя-фантаста, которое на самом деле вовсе не является новым для нашей литературы – это Святослав Логинов. Я прочитал роман «Свет в окошке», изданный еще в 2002 году. Он рисует загробный мир, в который попадает герой. Некоторое время назад в романе «Ангел мой» я тоже попытался обратиться к этой теме. Мой герой – полковник спецназа – в конце книги погибает, и его душа проходит мытарства, которые я попытался описать сторонним взглядом. Логинов же по-другому пишет о загробном мире, в котором его герой встречается со всеми ушедшими ранее людьми – с сыном, женой. Меня очень заинтересовала попытка Логинова представить себе не только внеземное существование человека в загробном царстве, но и его осознание некой человеческой ответственности за все, что было совершено.

– То есть Вы читаете и бумажные и электронные книги. А как думаете, смогут ли Интернет и электронные книги окончательно вытеснить книгу бумажную?

– Лишь в определенной части. Тактильное ощущение книги важно для читателя любого поколения, хотя электронный способ чтения очень удобен, этого отрицать нельзя. Не исчезнут и детские книги, потому что при всех гаджетах и виджетах, заполонивших жизнь современных детей, настоящая сказка не умрет никогда.

– А что нужно сделать, чтобы подружить ребенка с книгой?

– Все должно идти из семьи. Если в семье читают и ценят книгу, то это обязательно привьется ребенку. Как отец должен воспитывать сына? Никак. Он просто должен личным примером показывать то, как надо жить.

– Вы начинали как поэт, но сейчас пишете только прозу. Почему?

– Лет тридцать назад в издательстве «Молодая гвардия» готовился к публикации сборник моих стихов, его рецензентом была Римма Казакова. Сборник уже был одобрен к публикации, но в последний момент я передумал. Перед этим мой друг поэт Виктор Еращенко показал мне верхнюю полку своего книжного шкафа, на которой стояли томики Хемингуэя, Кафки, Астафьева, Пастернака, Ахматовой, Цветаевой. Он спросил меня, уверен ли я, что мой сборник сможет встать в один ряд с этими книгами? Я не был уверен, а потому от публикации отказался.

Прозу я начал писать довольно поздно, после возвращения из Лондона, где работал корреспондентом газеты «Комсомольская правда». Именно тогда опробовал новый жанр, который называю роман-таблоид. Это ироническая проза, написанная на документальной основе. Своего рода игра с читателем, позволяющая мне убедить его в правдивости рассказываемого, заставляющая поверить мне. Последний роман, который я закончил совсем недавно, называется «Не мой день». Это заключительная часть криминальной трилогии, куда вошли романы «Лягунда» и «Флейта Крысолова». При этом я вовсе не считаю себя писателем, это звание может быть дано автору только по прошествии времени. Я – литератор и беллетрист.

Два капитана

Александр Куприянов: «Из бюджета дают тем, кто достигает чего-то конкретного»

Текст: Алексей ГОЛЯКОВ

Журнал "Инвест Форсайт", 23 июля 2019

Как поднять практически с нуля издание, которое по всем признакам уже приготовилось было пополнить список «утонувших кораблей» на медиарынке? Как наладить сотрудничество с властью субъекта федерации, сохранив при этом остроту взгляда и независимость в профессиональных вопросах, касающихся освещения жизни крупнейшего мегаполиса? Об этом и многом другом — беседа с главным редактором газеты «Вечерняя Москва» Александром Куприяновым, который дал интервью «Инвест-Форсайту».

Один в поле не воин

— Перезагрузка старейшего московского издания — было бы интересно узнать, как в «Вечерней Москве» пришли к идее и осуществлению действующего на сегодня формата (или, точнее, нескольких форматов), который на данный момент реализует журналистский коллектив ВМ.

— Ну, прежде всего я пояснил бы ряд важных организационных вещей: у нас уже достаточно давно — не газета как таковая, а холдинг, издательский дом. Постоянно в работе огромное количество проектов. И — «две ветви» власти в одинаковых полномочиях: редакция и дирекция. Возглавляют их, соответственно, главный редактор и генеральный директор. Редакция отвечает за контент и кадры; дирекция — за показатели и ход производственного процесса. Такая схема практикуется, замечу, не везде: так, у коллег из «Комсомольской правды» функции главного редактора и генерального директора совмещены в одном человеке, В. Н. Сунгоркине. Но КП уже далеко не первый год частная газета. А у нас издание финансируется Департаментом СМИ и рекламы Правительства Москвы. В контракте концепция, задачи газеты — всё чётко выстроено, исходя из интересов города, интересов Правительства Москвы; мы это и не скрываем.

А теперь что касается перезагрузки, действительно важного поворотного момента в новейшей истории «Вечёрки». Восемь лет назад я был назначен её редакционным директором — в общем-то, как раз для того, чтобы максимально быстро и эффективно перевести издание из одного состояния в совершенно другое.

— Что представляла собой, по вашему личному впечатлению, прежняя «Вечерняя Москва»? С какими трудностями пришлось столкнуться в начале ребрендинга?

— К сожалению, в тот период «Вечерняя Москва» — любимая не одним поколением москвичей, которая была этаким неизменным домашним, интеллигентным атрибутом, — тихо умирала. Когда я первый раз в качестве нового редакционного директора переступил порог редакции (как сейчас помню, было это 11 мая 2011 года), то обнаружил, что у газеты остаётся около 5 тыс. тиража и фиксируется 15 тыс. посещений сайта за день — и это в тогдашней редакции считалось ещё хорошей цифрой. Сейчас у нас этот показатель бывает равен полумиллиону, а за месяц можем собрать и 6 млн.

То есть тогда старейший печатный бренд ещё не окончательно ушёл с рынка, но если бы ничего не менялось, оставалось буквально ещё год-два (если не несколько месяцев), как пришлось бы говорить о потерянном навсегда проекте. Не скрою, многие коллеги со скепсисом относились к самой задаче — не просто спасти газету, а вывести её на новые рубежи. Это казалось нереальным. К тому же перед глазами стояли примеры, совсем не внушающие оптимизм: газета «Правда», имевшая многомиллионные тиражи, выходила больше номинально, но на рынке её не было. С «Советской Россией» — почти та же история.

Отдельный был вопрос, который мне и друзья, и «доброжелатели» часто задавали: смогу ли собрать команду? Ну я, помимо «Комсомолки», работал и в «Известиях», и в «Российской газете»; на рынке прессы меня к тому времени знали и как редактора, и как шеф-редактора, и как ответственного секретаря. Я изначально не сомневался, что мне удастся собрать крепкую команду профессионалов-единомышленников. В общем, две главные составляющие успеха — партнёрство Правительства Москвы и люди, увлечённые идеей ребрендинга, с которыми, собственно, придётся работать. Я не раз подчёркивал, опираясь, конечно, на свой управленческий опыт: в медиабизнесе один в поле не воин. Им может быть разведчик или, предположим, «народный мститель» какой-нибудь. Но газета или — шире — редакция невозможна без команды.

Без «электронной щебёнки»

— Расскажите, как шёл перезапуск.

— В сентябре одиннадцатого года мы уже перезапустили «толстушку», потом сделали выпуск для распространения в метро. Затем 3 окружных газеты под брендом ВМ. А сейчас у нас больше 40 районных газет. Есть свое сетевое вещание.

Кстати, именно тогда много чего интересного и поучительного происходило на «медиаполяне». На тот момент проводила свою перезагрузку и «Комсомольская правда». Я сам — выходец из КП, и этой газете отдал значительную часть своей биографии. Одно время была распространена точка зрения, что когда газета «в чистом виде» частная, она лучше выживает. А идея своего рода госмонополизма, когда контрольный пакет акций принадлежит властным органам, тогда была совсем непопулярна в наших профессиональных кругах. Между тем пример великого Китая, где во всех СМИ контрольный пакет сохраняется за государством и где при этом добиваются без исключения по всем параметрам высокой результативности, я думаю, побуждает всех нас критически оценивать некоторые стереотипы представлений о формах собственности и управления в современных медиа.

Так вот, тогда, в начале 2011 года, в только что сформированной команде недавно назначенного мэром Сергея Собянина идея перезапуска, придания нового дыхания «Вечёрке» и родилась. К ней не в последнюю очередь имел отношение и Александр Горбенко, вице-мэр Москвы, отвечающий в том числе за взаимоотношения со СМИ. А я в то время работал на радио «Комсомольская правда», как говорится, горя не знал…

Разумеется, в проекте перезапуска всё упиралось в экономику. Это как необходимо при постройке здания подумать в первую очередь о закладке фундамента, о каркасе, а уже потом заниматься отделкой и облицовкой. Надо было кардинально решать вопрос о собственности — переводить её под крыло Московского правительства, а на тот момент газета принадлежала банку, название которого сейчас никому ничего не скажет. Затем встали серьёзные задачи продвижения контента, с которыми мы справились: наращивание тиража, узнаваемости, рост цитируемости. По последнему показателю мы входим в десятку федеральных СМИ.

Ещё один инструмент, взятый нами на вооружение, — возрождение жанров. На фоне того, что они на «медиакухне», в силу разных причин, в последнее время превратились в «электронную щебёнку» (выражение известного журналиста и писателя Бочарова), это стало, я считаю, просто необходимо для профессионального выживания. Сейчас часто при анализе того или иного текста в интернете с большим трудом можно идентифицировать написанное в этом конвейере: если убрать фамилию — ощущение, что писал один и тот же безликий автор. Авторская журналистика находится, откровенно говоря, в загоне, и мы — в силу своих творческих возможностей и памятуя об именах Геннадия Бочарова, Анатолия Аграновского, Елены Лосото, — стараемся в меру своего творческого потенциала сохранять её стандарты, её дух, а также понимание, что газета делается не только и не столько для чиновников.

— Это находит понимание в среде представителей Правительства Москвы?

— Абсолютно. Они здравые люди. Меня в этом плане иногда по сей день попрекают — вот вы, собянинские! Да, в определённом смысле и собянинские; но это вовсе не значит, что мы с утра до ночи кричим «ура-ура» столичному правительству, бьём в бубен и всё такое прочее. У нас выходит регулярно полоса «Ревизор», рубрика (с ещё тем, знаменитым!) названием «Газета выступила. Что сделано?». Должностные лица в ранге вице-мэра официально отвечают на нашу критику. Скажите, когда последний раз и в какой газете представители органов власти отвечали средству массовой информации на критические публикации?

— А как вы реагируете на критику ряда коллег не из «Вечерней Москвы», у которых нарекания вызывает сам факт налаженного делового сотрудничества издания с Правительством Москвы?

— Да, я слышу иногда: вот, у тебя стабильный бюджет, ты можешь развиваться, планировать — явно не на месяц вперёд. Но я всегда на подобные «претензии» отвечаю — дают тем, кто достигает чего-то конкретного. А так просто, из соображений благотворительности, профессионалам давать никто не будет. Только одна цифра: 30% всех наших доходов — это реклама, которую мы добываем.

Так что карт-бланш мне был дан: финансовая поддержка обеспечена, необходимые кадры привлечены. Кстати, любопытный сюжет, связанный с кадрами. Поначалу я, придя в редакцию, начал решать неизбежные кадровые перестановки — кого-то отправлять на пенсию и т. д. Но через 2 месяца я большинство сотрудников из старой «Вечёрки» вынужден был вернуть. В их числе — обозреватель Ольга Кузьмина, работавшая в «Правде», «Труде», в прежней ВМ; Галина Неробова, ответственный секретарь «толстушки», тираж которой сейчас доходит под миллион; работающий по сию пору известный обозреватель, к тому же поэт, коммунист по убеждениям, член ЦК КПСС Анатолий Никитич Сидоров, выступающий у нас со своей фирменной рубрикой «Спросите у Никитича». Особенно популярны его колонки на злободневные темы ЖКХ. Так что по кадрам требуется тонкая политика: надо всегда стараться держать баланс между старшими и молодыми. Когда делают ставку только на молодёжь — уповая на то, что у неё больше энергии и что она поэтому со всем справится, — это в корне неправильный подход.

Уроки британской медиашколы

— Насколько мультимедийные формы помогают (или, может быть, в чём-то препятствуют) сохранению и развитию контента газеты, и как они в новых условиях служат её главному предназначению — добывать и систематизировать информацию, представляющую интерес главным образом для жителей Москвы?

— Они помогают, и существенно, при условии, когда мультимедийность выступает средством в достижении результата, но не самоцелью. Новые подходы к медиа я сам — не как главный редактор, а как собкор «Комсомольской правды» в Великобритании — постигал ещё в начале 90-х, когда там три года обучался в колледже медиауправления и попутно стажировался в британских газетах. Сущность всего того, что мы здесь, в «Вечерке», делаем, в Европе осваивал почти тридцать лет назад.

Наш концерн так строит свою работу, что средства мультимедийности используются для ориентирования на разные читательские аудитории. У нас есть та же «толстушка» — удобного формата А3, многие причисляют этот продукт к таблоиду. Но что мы имеем в настоящее время с аудиторией? Клиповое мышление овладело не только молодёжью, но уже и пожилыми — теми, кто помнит ещё советские газеты и журналы. Понятно, что нам никуда не деться от учёта этих реалий, изменений в восприятии наших потребителей. В клиповом формате мы делаем выпуск «Москва вечерняя», в котором концентрируются новости вместе с развлекательной частью и т.н. «пользухой» (практическими советами специалистов на самые разные случаи жизни). Главное — выдерживать стиль предельно сжатых, ёмких заметок, сопровождаемых броскими фотографиями. Таково требование печатного рынка.

Но в то же время в основном выпуске мы регулярно практикуем выпуск серьёзных полос, например «Литературного кафе», «Новеллы». Немалая часть наших читателей ждет этих публикаций. В этом — и дань традиции: в былые времена при «Вечёрке» был известный на всю Москву писательский клуб, в нём работал Юрий Нагибин. Кстати, «Вечерняя Москва» приложила, как говорится, свою руку к тому, чтобы в прошлом году в Армянском переулке на доме, где он жил, была открыта мемориальная доска.

— Вопрос как главреду, который руководит востребованным таблоидом. Насколько ваш взгляд на понятие «жёлтая пресса» претерпевал изменения?

— Начнём с того, что большинство современных людей — в том числе из журналистской среды и включая студентов и преподавателей журфаков — не понимает термин «жёлтая пресса». Когда-то лица из ЦК КПСС и ВЛКСМ, которые нас курировали и без конца поучали, только им и оперировали «направо и налево», никак не вдумываясь в смысл. Вроде бы, подразумевалось, что это — пресса, которая врёт, запускает «утки» — словом, та самая, которая про «часы, трусы и каски». У меня вопрос: таблоидная пресса Англии, ФРГ — те же The Sun, Bild — вот они «жёлтые» или — параллельный термин можно употребить — массовые? И почему, если они такие, то до сих пор не закрылись? А ведь на них подают нешуточные иски — часто и по самым разным поводам. Вот вам ответ: ни разу эти суды газеты не проиграли. Так вот. Таблоидный способ подачи информации (условно говоря, заголовок очень крупным кеглем, большая фотография и минимум текста), который был разработан братьями Альфредом и Гарольдом Хармсворсами в Англии и Джозефом Пулитцером в США, изначально нёс в себе функцию расследования, разоблачения. Отсюда — скандальность, которой в той или иной степени окрашены материалы. Иногда «жёлтой прессе» приписывали сексуальную тематику как неотъемлемый фактор её коммерческого успеха. На самом деле она всегда выступала больше приправой на дорогом столе с хорошей закуской и выпивкой, а не как основное «меню». Главное — это коллизии: общественно-политические, экономические, криминальные. И выражены они в журналистских расследованиях. Поэтому неслучайно в первом российском таблоиде «Экспресс-газета», который мы создавали вместе с Владимиром Николаевичем Сунгоркиным, было самое большое подразделение — отдел расследований.

— Не поздновато ли в нашей стране была легализована эта медиатехнология?

— Мало кто знает, но ещё более полувека назад Леонид Митрофанович Замятин, который долгие годы был завотделом международной информации ЦК партии и гендиректором ТАСС, а в последний период биографии — чрезвычайным и полномочным послом в Великобритании (ушёл из жизни в июне 2019 года в возрасте 97 лет — ред.) фактически и придумал «Экспресс-газету». Мы с ним часто общались ещё в Лондоне, когда я там работал собкором. А этот памятный эпизод датируется началом 1994 года — меня только что убрали из «Российской газеты» с должности первого зама главного редактора после известных событий октября 1993 года, как «пособника Хасбулатова». Так Замятин мне прямо тогда сказал: «Что ты сидишь без дела?.. Давай создавай «Экспресс-газету». Я ему что-то пробормотал: «Леонид Митрофанович, как-то не вяжется… Вы друг Брежнева и Горбачёва, и — какая-то жёлтая газета». Он в ответ достаёт пробный номер советской газеты «Копейка» — ещё в 60-е (!) годы он с соратниками из сектора печати ЦК предлагал запустить первый в СССР таблоид. Но тогда не дали. И он мне тогда сказал фразу, которая мне запомнилась: «Вот что надо сейчас делать — народную, массовую газету».

— Частные партнёры или спонсоры у «Вечёрки» есть?

— Никаких спонсоров. У нас в этом отношении — чистая касса: все «левые» доходы караются — и по уставу, и по правилам внутренней этики. Я уже более 50 лет в профессии, меня в чём только ни обвиняли, но чтобы чего-то я украл или занимался пиаром мимо кассы — никогда никому и в голову не приходило об этом говорить. Потому что этого не было. Все рекламные доходы прозрачны абсолютно. На самых первых порах новой «Вечёрки» мне пришлось выгнать двух журналистов, которые за триста долларов пытались мимо кассы опубликовать в газете материал.

— В прошлом году прошли юбилейные мероприятиях к 95-летию ВМ. Что особенно запомнилось?

— Было много приятного и хорошего. Мэр наградил газету премией — сам заезжал в редакцию буквально на пятнадцать минут. Мы дарим ему памятную книгу, а он говорит: «Я тоже вам книгу, наверное, подарю…» А потом подумал и говорит: «Ну что книга-то? Премию надо дать». И, естественно, своё обещание выполнил.

Из бюждета дают тем

Дельта

В низовьях Амура столкнулись два разных уклада: социалистический колхоз и капиталистическое предприятие

Текст: Александр КУПРИЯНОВ

Опубликовано 14.10.2009, Российская газета

Мне не удавалось усадить их за стол переговоров.

Кузьмин - в светлом костюме, бородатый, улыбается доверчиво. Хотелось называть его "шестидесятником". Такие пели у костра про бригантину. Мы встретились с Кузьминым в мастерской знакомого художника. Погоревали над чаркой доброго вина. Кузьмин к вину не притронулся. Но горевать ему было о чем. Колхоз Кузьмина из нижнеамурской деревни Иннокентьевки, проиграв конкурс, потерял два участка для вылова рыбы.Участки на Амуре называют тонями. С Кузьминым мы знакомы много лет. В Иннокентьевке я родился и вырос. Моя мама здесь учительствовала, была председателем сельсовета.

Иннокентьевка стоит в дельте Амура. Там, где река кончается, впадая в лиман. Хотя хороший вопрос - может ли река закончиться?

Оппонент Кузьмина - Поздняков. Крепкий парень, в тенниске и джинсах. Смотрит колюче. Над губой - полоска пластыря. Вчера вечером играл в хоккей. Такое хобби. У кого-то чарка, а у него - клюшка. Которой он точно забивает шайбы. Комбинат Позднякова тот тендер, на два участка, выиграл.

И Поздняков, конечно, представлялся иным. Местным олигархом, братком, рейдером... "Нулевиком", в крайнем случае. В 2000-е (нулевые) годы в стране появился, быстро почкуясь, офисный планктон. Мы и встретились с ним почти в европейском офисе. Ни татуировок, ни перстней на пальцах. Поздняков верит в свою правоту. Кузьмин - в свою. Оба - рыночники и лидеры. Уже непримиримые.

Владимир Леонидович Кузьмин судится с ООО "Восточный рыбокомбинат". Александр Иванович Поздняков - учредитель этого комбината. А две рыбацкие тони, яблоко раздора, расположены на Охотском побережье, между заливами Екатерины и Счастья. На торгах - лоты N 17 и N 18. В заливе Счастья зимовал Невельской. Уважаемый, в здешних местах, русский адмирал.

Рядом с Кузьминым в тот вечер был художник. Он писал, маслом, картину в подарок артели. Иннокентьевке в августе исполнялось 100 лет. На картине - домишки в кипени черемух, лодки на берегу... Лирический пейзаж. В письме президенту страны колхозники сообщали: "Хозяйство парализовано. А если мы потеряем последний участок на реке, то артели придет крах".

Амур и его дельта - это место их работы. Не фабрика и не завод. Это место, где они родились. Можно рабочих лишить фабрики. По закону. Но как людей лишить пейзажа, любезного сердцу? Классики этот пейзаж, не боясь обвинений в пафосе, называли родиной...

Дарить Позднякову картину "Рейдеры в заливе Счастья" я не собирался. На моих глазах гибло родовое гнездо. Это мой дед, сбежав с Сахалинской каторги, вместе с двумя другими дедами основал нашу деревню. В Гражданскую воевали, потом сбивали рыбацкую ватагу. В духе времени первую артель назвали "Бурей". Деды-основатели верили в удачу. Ведь залив Счастья они перешли по талому льду. Не провалились. Не сгинули в тайге. Спустя 100 лет социалистическое счастье покидало их правнуков. Явилось ли оно, обернувшись капиталистическим фартом, сезонникам комбината?

Колхозники решили разобраться в законности конкурса. Подали в суд. Кузьмин собрался писать в Страсбург. Ему было не до лирики. Любители хоккея, не с клюшками, а с топорами в руках, пришли вырубать его "вишневый сад". Топоры здесь не для красного словца. На Нижнем Амуре свирепствовала уже не буря, а цунами.

С.М. Рябченко, председатель комитета рыбного хозяйства правительства Хабаровского края: "У нас из-за этих конкурсов перессорилась вся отрасль. А что творится на Сахалине и особенно на Камчатке?! Там люди друг за другом с топорами бегают..."

Суд и только суд мог решить эту тяжбу. Он и решил. Решением Арбитражного суда от 10.03. 09 г. в удовлетворении требований, заявленных истцом - рыболовецкой артелью "Ленинец", - отказано. Подпись - судья А. Бутковский, Хабаровск.

В решении суда ремарка: "...признавая допущенные ответчиком нарушения, суд приходит к выводу, что данные нарушения, тем не менее, не повлекли изменения итогов конкурса". Получилось как в том анекдоте: крокодил, да, летает... Но - низэнько!

Даже при беглом знакомстве с материалами "невлекущие нарушения" озадачивают. Перечислить их и описать - не хватит газетной страницы. Суд снисходительно закрывал глаза на цифровые шалости "капиталистов" и откровенно "топил" колхозников. Подтверждал версию происхождения слова "тонь" от "тонуть".

Кузьмин рассказывает:

- Инстанции соглашаются, что нарушения в конкурсе колоссальные... Но все разводят руками: будет так, как решит суд. Вот он и решил. Мы недобрали двух баллов.

Беседую с Поздняковым.

- Вы согласны с утверждением, что комбинат губит колхоз?

- Владимир Леонидович - взрослый человек, имеет большой опыт работы в рыбной промышленности. Но сегодня он пытается обвинить всех в своих неудачах.

- Какие у него неудачи?

- У него становится меньше промысловых участков. Но это вопрос не ко мне, а к государственным органам, которые эти участки распределяют.

- Кузьмин считает, что конкурс проведен с нарушениями.

- И это вопрос не ко мне. Компетентные органы разберутся.

Какая все-таки колоссальная разница в подходах Позднякова и Кузьмина! Дельта, саднящий зазор. А величиною-то всего в два балла.

Свое новое письмо артельщики адресовали Генеральному прокурору Ю.Я. Чайке. Просили создать чрезвычайную комиссию. Адресовали лично. Юрий Яковлевич тоже родом из этих мест, точнее - из Николаевска. И на родине он бывает. Может быть, прокурору до сих пор милы родные просторы. Нижнеамурцы об этом знают. И гордятся земляком.

В их сознании прокурор любого ранга олицетворяет собой закон. На то он и прокурор. По существующему законодательству у артели были преимущества. Природные ресурсы должны распределяться в первую очередь пользователям, традиционно занимающимся этими видами деятельности, а не доставаться предприятиям, которые, проработав сезон, исчезают до следующей путины. То есть они не должны доставаться временщикам.

В обращении были и такие строки: "Это настоящий экономический геноцид. И государство всей своей мощью обязано его прекратить". Прокурору из Николаевска Кушелевскому было поручено разобраться с "экономическим геноцидом". Младший советник юстиции И.С. Кушелевский всей мощью, предоставленной ему государством, ответил Кузьмину: порядок! Приписок нет. Основания для вмешательства прокуратуры отсутствуют.

Беда в том, что Кушелевский ответил после того, как суд... состоялся! В предписании краевой прокуратуры строго указывались сроки проверки. Во-вторых, из всего порученного прокурор только пересчитал морозилки комбината. В-третьих, сделал это неуклюже - по документам, предоставленным теми, кого и обязан был проверять! Никуда не выезжал. Так и написал: "По причине погодных условий". Как в песне: полгода - плохая погода.

- Перестарался Кушелевский, - объясняет Кузьмин, - "подсчитал" так, что оказалось мощностей у комбината еще больше, чем установлено судом! Николаевское начальство Восточный уважает... И милиция, и налоговая, и ФСБ. Все у комбината в ногу со временем. Кемпинг на море построили: бассейны, камины, души... Приезжают на джипах, охота там отличная, рыбалка. И это все на глазах у колхозников. Люди видят, как надо добиваться денег и перспектив. Все вопросы там, на месте, решаются. А я всегда думал - по закону...

Заместитель прокурора Хабаровского края Л. Дьяконова:

- По документам, предоставленным одной стороной, объективно разрешить ситуацию нельзя... Согласна: на местах мы обижаем народ этими конкурсами. Но там, где закон смотрит по-другому, моя гражданская позиция остается при мне. Я обязана соблюдать закон. Он не совершенен? Надо выходить с законодательной инициативой. Этим правом у нас обладают депутаты.

Можно, конечно, вновь обратиться к депутату Госдумы от Хабаровского края Резнику. Борис Львович принял самое горячее участие, стараясь помочь артели. Человек он авторитетный и известный, к его слову прислушаются. Но нужна ли новая редакция закона, в котором и так все четко прописано?

Прописано все. И все - нарушается. Летом колхоз выстроил заездок. Это такое сооружение на пути движения стада лосося. Верное орудие добычи. Чуть ниже, по течению, комбинат забивает сваи... своего заездка!

Кузьмин:

- Это они в отместку путь рыбе перегородили. Я на море план не возьму и на реке провалю путину. Значит, приползу к ним на коленях. На 3 тонны горбуши и 10 тонн летней кеты заездок никогда не ставился. 10 тонн за день поймаешь, сетями. Какая здесь экономика?! Авантюра в чистом виде. На этом заездке предполагается ловить другую рыбу - неучтенную и без лимитов. Это называется "перелов". Три года назад, на наших глазах, перевернулось судно комбината с 60 тоннами мороженой кеты. В тихую погоду. Они его просто перегрузили, от жадности. И всю эту рыбу выкинуло на побережье. Думаешь, кто-нибудь понес за это наказание? Нет. Они просто это количество заново поймали.

Поздняков:

- Заездок мы построили по просьбе коренных народностей, в чьей собственности и находится участок. И Хабаровскому филиалу ТИНРО нужна была верховая точка, где можно проводить мониторинг лосося.

Интересно, колхозники знают, что такое мониторинг?

В сентябре из Иннокентьевки пришла весть: заездок конкурентов снесло. По версии Кузьмина - штормом. Мол, бог-то не фраер, шельму метит! По мнению Позднякова, сваи на заездке могли подпилить. Кто? Что ж тут непонятного - народные мстители из колхоза "Ленинец"... С бензопилами пошли друг на друга рыбаки! Фильм ужасов "Пила-2".

Условные образы "шестидесятника" Кузьмина и "нулевика" Позднякова не вписываются в схему. Как и железный конь Восточного комбината, со стальным, как известно, копытом, не скачет на смену понурой лошадке амурских артельщиков. Поздняков не Штольц, но и Кузьмин - не Обломов. "Ленинец" рассчитался с кредитами. Освоил новое производство - выпускает вяленую рыбу. Планирует открытие собственного цеха копчения. Ведет жилищное строительство. Хорошо видна динамика освоения рыбных квот. В отчетном, за полугодие, докладе С. Рябченко "Ленинец" - флагман.

В День рыбака артель получила награду. А Кузьмин эту награду принял. Потому и принарядился в светлый костюм. Благодарственное письмо "За высокую эффективность". Подписано губернатором В. И. Шпортом. И прошлый губернатор В.И. Ишаев артели помог. "Ленинцу" были выделены дополнительные квоты на вылов рыбы. Но ни губернатор действующий, ни предыдущий, став полпредом президента по Дальнему Востоку, ни депутат Госдумы Б.Л. Резник отменить решения суда не в силах.

С. Рябченко, рыбный министр края, человек опытный. О действиях федеральных властей судит осторожно. Но своей позиции не скрывает:

- Я не согласен, что колхоз отживает свое. Просто в рынке появилась новая формация людей - они попроворней, похитрее, я бы сказал - поюристее. Тенденция с конкурсами характерна для всей страны. Надо менять закон. Прописывать конкурсные условия иначе. К чему мы сейчас пришли? У нас сплошные судебные тяжбы. Никого не интересует эмоциональный момент в связке с экономическим. А меня интересует.

Анализируя, по меткому выражению Рябченко, связку экономического и эмоционального моментов, следует спросить: "А чем торгуем, господа?! Вяленой корюшкой или пейзажами амурских тоней?!" Ответ федералам не понравится. Торгуют по сути тем, что классики называли родиной.

Тут хочется вернуться к судейской и прокурорской мыслям. Мол, да, мы видим, что и нарушения конкурса были, да и закон не справедлив по отношению к колхозникам. Но мы его исполняем - такова сила решения суда и сила Закона. Такая логика. Мне кажется, что где-то рядом с ней известное: "Закон - тайга, прокурор - медведь". Который ездит на "Крузаке" париться в баньку на берег залива Счастья. А судья, стало быть, крокодил, который, как мы помним, слегка летает...Колхозники тем временем превращаются в батраков у богатого хозяина.

Логично было расспросить Позднякова о "социальной ответственности" в бизнесе. Лицо Дерипаски, подписывающего, под колючим взглядом премьера, обязательства перед рабочими цементного завода в Пикалево, вся страна помнит.

Поздняков:

- Половина колхозников из "Ленинца" уже работают на комбинате. И зарплату получают повыше, чем в артели. Люди идут к нам.

Кузьмин:

- Из артели ушли только те, кто изначально хотел переворота. Но за комбинат не проголосовали. Колхозники говорят: "Мы видим, что после вас останется..." Оремиф и Пронге (рыбацкие поселки) уже бросили. Воду не на чем возить, дороги не чистятся, света нет. Людей хоронят - на руках несут по глубокому снегу. Средневековье! С точки зрения экономики вахтовый метод, наверное, эффективный. Но куда девать тех, кто зимой чистит дороги, заготавливает дрова, возит воду в поселки, учит детей и лечит стариков?

Что такое брошенные поселки в дельте Амура, я хорошо знаю. Приезжаешь на мыс Мы, в Джаорэ, на Куклю... Покосившиеся дома с выбитыми глазницами окон, разваленные причалы. Все загажено, заросло тиной, илом, тальником.

В заливе Счастья я видел страшную картину. Памятный знак, установленный в честь Невельского, был расстрелян из карабинов залетными искателями счастья - браконьерами. Они пороли кету, солили икру, а рыбу выбрасывали на галечные косы. Тоннами. Бродили медведи, отожравшиеся на падали. Прилетали вертолеты. Они вывозили икру. Тоже тоннами. Нивх Степан Осипов, работник рыбосчетной станции на нерестовой речке Ул, говорил мне: "Хищническая тенденция, однако". Вот и "ревущие девяностые" миновали, и "нулевые" на исходе. А тенденция сохраняется. Однако.

Последние новости с Амура таковы. Картина написана и подарена деревне на 100-летие. Та самая, где кипень черемух. Поздняков побывал в Иннокентьевке. Сам приехал, по собственной инициативе. Убеждал колхозников войти в состав комбината. Кузьмин, однако, готовится к новому суду. Стоит, как утес на Амуре.

В Росрыболовстве мне сказали, оценив патовую ситуацию: "Артели надо перепрофилироваться. Как? Например, заняться спортивным рыболовством. Спиннинг и нахлыст. Очень перспективное направление! И министр так считает... Японцев только помани на лососевое сафари!"

Мне, может, и некстати, вспомнилось, что в нашей деревне только три человека рыбачили на спиннинг - директор школы Поликутин, мой дружок Женька и я сам. В деревне нас иначе как "придурками", прошу прощения, не называли. На Амуре ловят сетями, оханами, неводами. Заездки ставят.

Знакомый депутат Госдумы посоветовал артели перейти... на сбор дикоросов! Мол, черемша, грибы, ягоды...Опять же - кедровая шишка. Надо бить кедровую шишку, солить папоротник и все это отправлять в Японию.

У нас и на грибы бывали урожайные годы. Когда-то я знал плантации белых. Они росли неподалеку от "гектара" - так в нашей деревне называется кладбище. Взрослые не догадывались - грибы у кладбища?.. Как-то не очень. А мы, ребятишки, не боялись - собирали корзинами.

На том кладбище теперь похоронены и дед, и мама, и Поликутин Иван Маркович, и дружок детства Женька Розов... Да много там похоронено из тех, кого я знал и любил. А белые в нашей деревне и правда хорошие. Чистые грибы, без червоточин.

Можно горевать над чаркой доброго вина. Но скорее всего надо играть в хоккей, наращивая мускулы. Не ждать же, в самом деле, приезда Путина на спиннинговую рыбалку в низовья Амура!

Можно, прости меня, Господи, и шишкой заняться. Но есть вопрос. Завтра в тайге объявится еще один комбинат с менеджерами "поюристей". Грибы они начнут косить косами, а шишку бить роботами. И куда деваться моим артельщикам? На Луну улетать, уплывать в море... Из той самой дельты, где река для них кончилась. По решению арбитражного суда.

А может быть, лучше сразу - на "гектар"?

Дельта

О, как ты дерзок, Автандил!

Повесть тринадцатого легиона.

Автор: Александр КУПРИЯНОВ

Темно, страшно… И мамы нет.

Мальчику показалось, что кто-то, большой и неуклюжий, как бегемот из компьютерной игры "Evolve"*, ворочается и вздыхает неподалеку, за верандой. В домиках бунгало тонкие стенки. А еще, может быть, большой и толстый, как Переверзис, директор техникума, в котором работает папа мальчика. Папа преподает историю, а в нагрузку, до полной ставки, Переверзис дает ему географию. "Печора впадает в Баренцово море, Волга – в Каспийское…." А "Evolve" – произношение иволв, с ударением на втором слоге. Мама про папины заработки говорит: "С миру по нитке – голому рубаха". Мама айтишник-менеджер. И зарабатывает она больше папы. С папой они познакомились, когда оба работали еще в школе. Мама преподавала информатику, но очень быстро поднялась. Она так говорит: «Я поднялась, потому что работала над собой». А папа остался историком. Хотя тоже работал над собой. Из школы его перевели преподавателем в техникум. Зато папа признанный всеми книгочей и эрудит. Мальчику кажется, что его папа знает все на свете! В папин нефтяной техникум пацаны поступают после девятого класса. Мама говорит мальчику: «Только троечники идут в техникумы! Зубри арифметику и английский!» Еще в техникуме учатся, почему-то всегда на сварщиков, дембеля. Это такие грубоватые и дерзкие солдаты, которые недавно пришли из армии. На сварщиков они идут учиться потому, что сварные, как называют себя сами дембеля, зарабатывают на газопроводах в тундре больше всех. Программу средней школы дембелям приходится доучивать в колледжах. Так стали назваться

* Evolve – (англ. развиваться). Игра в жанре шутера-стрелялки. Англ. shooter – стрелок. Научно-фантастический кооперативный шутер, в котором команда из четырех игроков-охотников противостоит игроку-одиночке, управляющему инопланетным монстром. В течение игры зверь растет, становясь сильнее и опаснее. Бегемот (англ. Behemoth ) самый большой монстр, с самым большим запасом здоровья и брони. Не способен прыгать, очень медленно двигается, а также сильно шумит. Может выплевывать расплавленную магму, притягивать охотников при помощи длинного языка, и создавать каменную стену между собой и охотником.

Справка на сайте виртуальных игр "Монстр приходит трижды", созданном мамой мальчика. Здесь и далее – проимечания героев повести.

техникумы. Тоже по-английски, произношение колиджь. С ударением на первом слоге. Мама учит мальчика английскому с пяти лет. Она считает, что без английского в жизни можешь стать только сварным. «Тоже неплохо», – говорит папа. «Но мир широк!» – возражает мама. Сама мама востребованный в их городке программист. Она работает в отделении нефтяной компании "Газпром". Добычей нефти теперь управляют компьютеры. Есть такие технологии. В какой городок Севера не приедешь, везде встретишь офис «Газпрома». В папином техникуме технологиям добычи нефти учат. Труднее всех дембелям даётся инглиш. Они так называют учебный предмет – инглиш. Училища ПТУ, которые когда-то были "ремеслухами", теперь тоже стали колледжами. Про ремеслуху мальчику рассказывал дед, Иван Иванович, отец папы. Он сам когда-то учился в ремеслухе на сварщика. Носил серую гимнастерку мышиного цвета, которую подпоясывал ремнем с фирменной бляхой "РУ". Они с друзьями мелом начищали бляхи и ходили драться с фазанами, стенка на стенку. Фазаны учились в училищах, которые назывались ФЗУ. Фабрично-заводское училище. Дед сказал, что фазаны, в насмешку над ними, "РУ" расшифровывали как "родился урод". Потому и дрались.

Директор Переверзис папу мальчика воспитывает: "Николай Иванович! Конечно, ты у нас – признанный энциклопедист. Но скажи, зачем нефтянникам история Рима? Вот ты сам подумай". Папу зовут Николай, а Переверзиса Афроний. Он родом из крымских греков. Никто не задумывался, почему его так зовут. История Рима сварщикам, похоже, действительно не нужна. А география им зачем? Побросают рюкзаки в вертолет и улетят на речку Талатаяху – бурить алмазными бурами в скалах дырки. Имя Афроний никого уже не удивляло, как и бывшие ремеслухи, ставшие колледжами. И драться стенка на стенку никто не ходил. Отец Афрония, носатый и старый дед по имени Прокопий Игнатьевич – кажется, ему исполнилось уже девяносто лет, когда-то толкал вагонетки на Воркутинских шахтах. У него было прозвище – космополит безродный. Кто такой космополит безродный, мальчик не знал. И почему он безродный? Ведь родина у старика-Переверзиса была, солнечный Крым. Потом Прокопий Игнатьевич стал вольняшкой , но назад, к Черному морю, он не вернулся. Папа объяснил мальчику, что раньше так случалось. Не все северяне возвращались на материк. Материком называлось все то, что не помещалось за Полярным кругом. Крым Переверзисов и маленькая деревня за городом Торжком, где жил дед Иван Иванович, тоже были материком. А вольняшки раньше почти все назывались зэками. Про зэков на Севере мальчику рассказывали все.

С утра почему-то припомнилось. Зэки, фазаны, Иван Иванович – он привозил помидоры сорта «Монгольский карлик» и мед в сотах, папина география и мамина игра «Бегемот». Стрелялки, кстати сказать, мальчик любил. Доходил уже до третьего уровня. Внучка Переверзисов – отличница Валька, с косой до пояса, тоже вспомнилась. Мальчик сидел с Валькой за одной партой. Его прикрепили к Вальке-отличнице. Мальчик учился средне, на «троечки». Только по «чтению» получал «пятерки».

Мальчик проснулся, глаз не открывал, но прислушался.

Совсем не страшно дышал и ворочался Переверзис.

Закричали чайки-бакланы и все сразу стало ясно. Не бегемот и не Переверзис. За стенкой вздыхало море. Волны накатывали на берег и с шелестом, похожим на возню под снегом мышек-леммингов, уползали. Лемминги начинали возиться под настом весной. Большую часть своей жизни мальчик прожил на Севере, за Полярным кругом. В детстве он слушал тундру. Папа научил его пробивать в мартовском снегу лунки и, прижимая лицо к голубоватому и колючему крошеву, глубоко дышать воздухом из проталины. Пахло стлаником, талой водой и немного мятной жвачкой. Может, ему казалось, что пахнет жвачкой, но голова кружилась и во рту становилось прохладно… От мятной жвачки во рту всегда прохладно. В то время мальчик еще носил на поясе настоящий ножик в ножнах. Папа говорил: "Парень в тундре без ножа – не парень!" Не так давно они перехали в городок. Тоже северный. Носить там ножик мальчику уже не разрешили. Вместо унтяек, сшитых из оленьих шкурок-камусов, и пыжиковой рубашки-малицы, у мальчика появились сапожки-дутики и куртка с капюшоном, "Cоlymbia". Фирма была американская, но пошили куртку в Китае. Папа сказал: "Сейчас все шьют в Китае. И часы "Ролекс" тоже делают в Китае". Часов "Ролекс" мальчик никогда еще не видел. Он и негра настоящего встречал всего один раз в жизни. В их городе, кроме оленьих упряжек с бубенцами на ошейниках, бегал по рельсам и звенел трамвай. Оленей-вожаков по-ненецки звали незаменди. У них были замшевые губы и длинные языки, похожие на фитили керосиновых ламп. Олени брали с ладони хлеб, посыпанный солью. Оленеводы приезжали в городок из тундры, покупали водку, муку и патроны, чупа-чупсы и жвачку для детей, а потом их упряжки пропадали в белом мареве бескрайних снегов. "Север, воля, надежда. Страна без границ. Снег без грязи – как долгая жизнь без вранья …" Хрипел на пленке старенького магнитофона папин любимый певец. С колыбели мальчик слушал песни Высоцкого. Они почему-то тревожили его пока не замутненное сознание. Никаких ламп в городских квартирах, конечно, не было. Городская квартира это не чум оленевода с дыркой в крыше, через которую дым костра улетает в небо. Чум по-ненецки мя, а дырка в крыше – синекуй. В квартире костер не разведешь. Потому что нет синекуя. Зато в их городке работал замечательный ресторан для детей. Его открыли в здании со скучным названием "Дистанция Путей". Прямо напротив железнодорожного вокзала. Здание обшили оранжевым пластиком, а на фасаде зажгли красную букву "М". Мальчик радовался разным цветам домов в городке. Потому что раньше он видел только три цвета – белый, зеленый и рыжий. Белым лежал снег до горизонта, а рыжей становилась тундра весной и осенью. Летом даже мох-ягель, который копытили олени, был зеленым. В ресторане, если ты покупал котлету, зажатую между половинками булочки, тебе давали, совершенно бесплатно, трансформера, похожего на кузнечика. Трансформер сучил ножками, вращал глазами и скрипел суставами. И гномиков давали, похожих на сихиртя*, и Охотников пятого уровня. А если ты покупал еще пакетик картошки фри и горчичный соус… Запросто мог получить звездолет. На вокзал мальчик тоже приходил часто. Он любил встречать поезда. Скорый "Москва – Воркута" пролетал мимо. С грохотом и воем вагоны пропадали в желто-зеленой кисее северного сияния, опоясывющего городок по горизонту. Мальчик думал, что когда-то он сядет в поезд и уедет из города навсегда. Конечно, было жалко оставлять маму. И учительницу Сталину Ефремовну. Папу жалко не было. Потому что вроде как и он должен тоже уехать… Но уехать почему-то нужно было обязательно. Хотя, казалось, лучше их городка ничего нет на свете. Котлету-гамбургер и картошку-фри папа называл фаст-фудом, быстрой едой. Тоже не понятно. Мальчик мог сидеть в кафешке и пятнадцать, и двадцать минут. Даже целых полчаса. Куда дели "Дистанцию Путей" и чем теперь занимались путейцы, он не знал. Хотя иногда думал и об этом.

Были люди и нет людей! Кто же теперь определяет дистанцию путей?

*Сихиртя – в ненецкой мифологии сказочный народ низкого роста, живущий под землей. Внешне белокурые, со светлыми глазами гномики. Сихиртя в легендах часто трудятся кузнецами, и они очень добры к детям. Любят качаться на качелях, когда поднимаются на землю, чтобы набрать воды.

Рассказ Сталины Ефремовны на уроке внеклассного чтения.

Ну да, конечно, так дышать могло только море, которого он еще никогда в своей жизни не видел. Мальчику было девять лет, и родители первый раз взяли его с собой на юг. У мальчика часто болело горло. Родители говорили, что морская вода вылечит ангину. Потому что в морской воде много йода. Они прилетели из тех мест, где бородатые мужики не ходят в ресторан с буквой "М" на фасаде. Буровики едят замороженную рыбу с ножа – называется строганина, и не видят трамваев месяцами. Они летают на вертолетах и качают из тундры нефть. Может так статься, что половина из них те самые дембеля, которые раньше учились в колледже Переверзиса и слушали папины рассказы про Римскую империю. Особенно мальчик любил слушать про бесстрашного гладиатора Спартака и великого Кесаря – Цезаря. Цезарь победил Спартака. И подавил восстание рабов. Мальчик так думал. На самом деле, Спартака разбил другой римский полководец – Марк Лициний Красс.*

Стараясь не скрипеть раскладушкой, мальчик встал и в окно увидел рассвет.

Седая дымка накрыла пляжи, лежаки, похожие на белых жуков, блестящих от капелек росы. И, кажется, всю страну, в которую они приехали вчера поздно вечером по горам, дымка накрыла тоже. Страна называлась Абхазия. Папа много читал про Абхазию еще перед поездкой. И в самолете все время им рассказывал. Про Колхиду и золотое руно. Про мандариновые рощи и ущелье «Каменный мешок». Энциклопедист и умница. Мальчик удивлялся: как он столько запоминает?!

Мама радовалась и кричала:

– В море, мужички ! Прямо с утра в море! Слышите, шумит?!

Отец предлагал:

– Давай сразу, Тамара! По стакану "Изабеллы" за приезд. И в море!

Мама возражала:

– Устали ведь с дороги, Коля… Лучше завтра с утра.

Не было случая, чтобы мама сразу согласилась с папой.

Снег в их городке выпадал уже в конце августа – начале сентября. Мальчик всегда знал, когда выпадет снег. Он ночью засыпал и сам себе говорил: "Сегодня ночью пойдет снег". Он почему-то знал заранее. Так оно и случалось. Мальчик еще ни разу не ошибся. Папа начинал греметь креплениями и лыжными палками с кольцами. Свечкой он натирал лыжи:

– По первому снежку… Да боже ты мой!

Мама скептически улыбалась:

– По первому снежку ангина обеспечена…

*Красс – некоторые источники предполагают, что молодой Цезарь мог участвовать в боях против войска Спартака. В последней битве у реки Силар Спартак возглавил попытку кавалерийского прорыва к ставке Красса, рассчитывая убить проконсула и переломить ход битвы. Но Спартак потерпел неудачу и погиб в схватке. Шесть тысяч рабов были взяты в плен и по приказу Красса распяты вдоль Аппиевой дороги.

Рассказ папы мальчика на занятиях исторического кружка.

Она напоминала, что у мальчика слабый иммунитет.

Мальчик не знал, пошли родители ночью купаться или нет?

Их широкая кровать стояла в глубине комнаты. У них-то с иммунитетом все было в порядке. Чего же не искупаться ночью!

Мальчик переживал, что родители часто ссорятся из-за него.

От терраски до шипящей полосы прибоя было не больше ста метров. Ну, может, двести. Он пошел босиком. По крупной гальке шагать оказалось трудно. И он шагал на цыпочках. Волны шипели и лопались белыми пузырьками. Так шипит кока-кола, когда наливаешь ее в стакан. Папа пить кока-колу не разрешал. Он считал ее вредным для желудка напитком. Булочку из веселого ресторана называл ватной, а трансформеров обзывал уродиками. Мальчик с мамой тайком бегали на вокзал, с удовольствием ели горячие гамбургеры, запивая кока-колой. Картонная коробка мальчика пополнялась очередным трансформером. Папа вечером перебирал игрушки:

– Опять в "Макдональдс" пробирались, белорусские партизаны?

Мама родилась в городе Витебске, на родине великого художника Марка Шагала. Папа сказал, что Шагал родился полумертвым. Как это? Мальчик думал, что Шагал – это такой солдат, "аты-баты, шли солдаты". А имя его Шагал. Но переспрашивать не стал. Он негра, когда был совсем маленьким, называл легром. Живого негра он первый раз увидел в Воркуте, куда они ездили с папой на зимних каникулах. Негр был тёмно-лилового цвета, в унтах и в лисьей шапке. Мальчик, как завороженный, долго смотрел ему вслед. Негр повернулся и показал мальчику язык. Язык был розовый.

Мама кричала с кухни:

– Даже американский президент любит пиццу и гамбургеры!

Папа отвечал:

– А русский и белорусский президенты любят картошку с капустой и квас.

Мальчик папе верил. Хотя он сам никогда не видел ни по телевизору, ни в ютубе, чтобы Лукашенко или президент Путин пили квас. Иногда Путин держал в руке бокал с чем-то желтеньким. Мама говорила, что это шампанское. А папа шампанское называл шипучкой или просто вином. Он так и говорил своим дембелям после приема зачета: «Только не водку! Давайте выпьем шампанского вина! Приучайтесь к культуре потребления алкоголя». Мальчик шампанское вино уже однажды попробовал. Допил из бокала, когда помогал маме убирать посуду. Их как раз провожали из тундры в городок. И соседи пришли к ним домой – на пирог с грибами, строганину и шампанское. Шампанское по вкусу напоминало кока-колу. Пузырики лопались в горле. Мальчик думал, что все президенты в мире живут не так, как остальные люди. Во всяком случае, строганину, обмакивая в перец и уксус, они не едят. Потому что они как цари. Цари должны есть абхазские мандарины – без косточек, осетров, камчатских крабов, торт "Наполеон". А не гамбургеры. Тут мама не права. Может быть, еще конфеты "Ласточка", вкуснее которых ничего на свете нет. У мальчика, помимо ангины, был детский диатез, и "Ласточку" он получал один раз в месяц – по две конфетки. На уроке любимая учительница мальчика, Сталина Ефремовна, спросила:

– Как вы думаете, дети, кто такой Президент?

Все повыскакивали из-за парт и закричали на перебой:

– Президент страной управляет! Военный парад на Красной площади принимает! А еще он он птиц спасает, сперхов, и тигров уссурийских.

Отличница и задавала Валька Переверзис – внучка директора колледжа, конечно, тут же сумничала:

– Он помогает братским народам Армении, Украины и Белоруссии.

Азейбарджан Валька не назвала. Потому что в их "втором-а" классе почти все ученики выговорить слово Азербайджан не могли. Говорили Ажербаджан. А вместо «стерхи» произносили «сперхи».

Мальчик поднял руку и сказал:

– Президент – это Кесарь!

Сталина Ефремовна нахмурилась:

– А кто такой Кесарь?

– Кесарь – тиран и диктатор. Был один такой, в Риме, Гай Юлий Цезарь… И еще много других кесарей было в Римской империи. Мне папа рассказывал. Цезарь был очень жестокий и умный. И он хотел обязательно стать царем. И всех себе подчинить. Наш президент тоже хочет всех себе подчинить.

Валька с интересом посмотрела на мальчика.

Папу мальчика вызвали в школу.

Мальчик стоял за дверью класса и почти все слышал. Он не хотел подслушивать, но так получилось. Папа ему сказал: «Выйди из класса и дождись меня за дверью». Вот он и дожидался.

– Зачем, Николай Иванович, первокласснику знать про диктаров? Кесарь – титул римских императоров. У русских царей были свои титулы. В свое время мальчик сам все узнает про тиранов и деспотов. Опять же, совершенно неуместно сравнение с Президентом… Не рано ли мы детей к оппозиции подталкиваем? Что вы все время хотите показаться умнее всех? Прямо из штанов выпрыгиваете. И детей своих тому же учите. Вы, между прочим, стали Учителем года, Николай Иванович!

Папа отвечал – мальчик слышал – с раздражением:

– Ну, по совести говоря, царем Юлий Цезарь стать не очень-то и хотел. У него было достаточно власти. Сталина Ефремовна, я вам вот что скажу. Само по себе невежество не опасно. Опасно – воинствующее невежество! Помните, Петр Первый уехал за границу учиться? Кто управлял Россией во время отсутствия Петра? Князь-кесарь Федор Ромодановский! А вот еще взять, для примера, наш коллэдж, буровиков и сварщиков…

Слово "коллэдж" он произносил нарочито вульгарно, с буквой "э".

– Теперь каждый «троечник» непременно слушатель коллэджа. Ну, как же! Вместо экзамена – передача "Поле чудес". ЕГЭ называется. Отгадай с трех раз, куда впадает Волга? "А" – в море Баренцова, "бэ" – в Аральское, "гэ" – в Каспийское… А она, Сталина Ефремовна, как впадала тысячу лет в Каспий, так и впадает! Происхождение американского, или, скорее, английского, слова колидж , уважаемая Сталина Ефремовна, восходит к латинскому collegium. Что значит "товарищество" и "содружество". Опять Римская империя! Вон Америка – всю свою государственную доктрину выстроила на Римском праве… История ходит за нами по пятам. Вы, когда-нибудь думали, Сталина Ефремовна, почему у вас такое имя?

За дверью притихли. Там еще и завучиха школьная стояла, Глафира Сергеевна Переверзис, жена папиного начальника Афрония. Любимая учительница мальчика обиделась. Она была уже лет десять как на пенсии. Ее пригласили преподавать в младших классах, потому что учителей в школах не хватало по всему Северу. Сталина Ефремовна ответила:

– Не занимайтесь демагогией и не переходите на личности, Николай Иванович! Мои родители не были сталинистами. Если вы на это намекаете. Отец строил Череповецкий комбинат. В мае пятьдесят восьмого года получили первую сталь. Горячий слиток возили по всему городу. Люди ликовали… Я родилась на следующий день, 2 мая. Поэтому меня назвали Сталина. А Иосифа Виссарионовича к тому времени уже пять лет, как похоронили. Мои родители были большими энтузиастами. Песенку такую пели: "Едем мы друзья, в дальние края, станем новоселами и ты, и я…" Вы ее не помните уже. А, скорее всего, и не знали вовсе. Зато помните про кесаря Ромодановского. А папу потом перевели в Воркуту. Между прочим, он – из семьи репрессированных. Мой дед был врагом народа и сидел по пятьдесят восьмой статье. Его реабилитировали посде съезда партии, когда культ личности Сталина развенчали. Что получилось с Америкой, которая жила по образу и подобию любимой вами Римской империи, вам лучше знать. Вы же – Учитель года, Николай Иванович!

– Во-первых, Сталина Ефремовна, Римская империя не очень мной любима. Как, впрочем, и Америка. Я Заполярье люблю. Во-вторых, вы первой перешли на личности. При чем здесь Учитель года? В-третьих, что ж вам так хочется меня с сыном в "белоленточники" записать?

Скандал нарастал. Но вовремя вступила Глафира. Как мальчик понял, она была – ни нашим, ни вашим. Договорились, что пока, на время, папа не будет звать мальчика на занятия своего исторического кружка. Слишком мал еще.

Когда шли домой, папа, в утешение, сказал насупленному мальчику:

– Потом вернешься в кружок. А пока я тебе книжку подарю одну, очень толковую – про Рим. В общем, это не совсем книжка, а переплетенная рукопись. Мы ее в кружке с ребятами сочиняли и собирали два года. Называется «Древний Рим. Такой, каким он был».

Мама называла папу залупонистым. А дембеля в техникуме, за спиной Николая Ивановича, обзывали его упоротым.

– Ты, Коля, своей смертью не умрешь… Ты ведь на всех залупаешься… На меня, на телефоны, на кока-колу и гамбургеры, на Переверзиса. Теперь вот на Сталину Ефремовну!

Папа на уроках истории отбирал у дембелей телефоны и ссыпал их в пластиковый тазик, который брал у тети Зины, повара и уборщицы техникума-интерната. Она в этом тазике мыла грязную посуду. Дембеля обижались. Папа бегал по кухне и картинно воздевал руки к потолку:

– Ее деда расстреляли по пятьдесят восьмой… Только в России внуки репрессированных могут называть своих дочерей Сталинами!

Папа все время боролся против нарочитого, считал он, засилия технологий. Он был против "стрелялок" и гаджетов. Мальчику разрешалось сидеть у компьютера не больше часа. Папа говорил маме:

– Посмотри, Тамара, во что превратились социальные сети в России! Фейсбуки, инстаграмм, одноклассники. Они превратились в помойку, в сборище негодяев и мерзавцев, оскорбляющих друг друга!

Папа мыслил на уровне стран, государств и наций. На уровне их дома, техникума, школы, городка или Заполярья он не мыслил.

Мама спокойно отвечала. Она не была упоротой.

– Интернет такое же вечное изобретение, как бумага, электричество и пеницилин. Ты собираешься в Москву на слет учителей. На оленьей упряжке поедешь или полетишь на самолете?

– Да, прогресс не остановить… Я это знаю. И я не ретроград. Но если не люди, а роботы будут качать нефть с помошью компьютерных технологий и мы будем отсылать старикам-родителям новогодние открытки по вотсапу, мы будем носить их джинсы, с дырками на заднице, слушать их рэп, бессмысленный и беспощадный, жрать их гамбургеры… И собирать пластиковых уродов. Даже не образцы, а образчики новой культуры воинствующих невежд. Варварство приходит на смену цивилизациям. Технологии меняют образ жизни! Они его корежат по своему подобию. Нации теряют индентичность. Ненцы – уже не ненцы!

– А чем тебе джинсы-то не угодили? Во-первых, у них дырки на коленях, а не на заднице. Во-вторых, нормальные штаны. Вся нация, как ты говоришь, в них ходит. И сам ты носишь. И Переверзис в джинсах щеголяет! Только дед Прокопий все еще в каких-то зэковских штанах-ватниках ходит.

– Вся нация отсылает друг другу котиков по смартфонам. Был недавно на буровой – у них в вагончике нет ни одной книги, кроме ниструкции по противопожарной безопасности. Нефтяники, добытчики главного богатства– нефти! Важнее только космос и искусственный интеллект.

Папа, зажигаясь в споре, переходил на мировые масштабы. Он так мыслил.

Мама нефть не качала. Она создала сайты приключений, игры компьютерные, и зарабатывала больше папы. И даже больше сварщиков.

– Тамара! Было древнегреческое слово норма. Норма вина, развлечений, богатства. Русские потеряли норму! Нам, как диким племенам в Африку, завезли огненную воду, бусы и бритвочки… Вот что такое интернет для русских, чукчей, якутов и ненцев… Посмотри, во что превратили тундру? Зато теперь все ходят не в звериных шкурах, а в куртках "Коламбия", жрут гамбургеры и повально мрут от огненной воды… Забрали не только нефть, алмазы и золото! Душу вынули, Тамара! А дети с малых лет говорят только про деньги, которые зарабатывают их родители. Кто больше? Послушай нашего сыночка и его дружков!

Мама соглашалась:

– Да! Дети всегда жадные. С пеленок. И они любят деньги… Только послушай их! Они хотят купить все-все на свете. Им все надо. И даже клады ищут под землей. Вот и наш сыночек…

А что – сыночек? Мальчик и правда давно хотел купить себе унты, лисью шапку, как у негра в Воркуте, и кожаную летчицкую куртку «Пилот» с эмблемой крылышек на кармане. Он представлял, как войдет в класс – в рыжих унтах и с белым шарфиком-кашне на шее. Однажды он видел такого вертолетчика в местном аэропорту. Лучше шапки, конечно, будет шлем с защитными окулярами. Валька Переверзис, конечно, ахнет! И потом, дались им эти деньги и гамбургеры. Сто раз повторяют одно и то же. А мама и мальчик гамбургеры любят. Нормальная котлета. Главное успеть съесть ее горячей. И лапшу «Доширак» хлебают тоже с удовольствием. Мальчик почти все понимал в спорах папы и мамы. Он не понимал только одного, почему русские поработили ненцев? Было такое ответвление в спорах отца и матери. У них в классе учился Витька Пэдарангасава, интернатовский, сын знатного бригадира оленеводов. Интернат существовал как раз при папином техникуме. Витька не только лучше всех метал олений аркан тынзей, но и с двух рук, не глядя, набивал эсмээски. Мальчик попросил показать, как он это делает. Витька, тоже залупонистый, заважничал:

– Фамилию мою правильно выговоришь? Тогда покажу.

Азербайджан и Пэдарангасава правильно произносила только Сталина Ефремова. А залупонистых и упоротых среди ненцев хватало. Точнее сказать, что залупонистыми они были почти все.

Папа объяснил мальчику, что в пальцах ненцев особая моторика. Она природная. И рисовал Витька лучше всех в классе. На доске мелом он проводил две параллельные прямые. Потом измеряли линейкой. Ни на миллиметр не ошибался! Сталина Ефремовна говорила Витьке:

– Умничка!

Мальчику она никогда так не говорила.

Продолжение: в источнике

О, как ты дерзок

Любовь вкнце тоннеля

Любовь в конце тоннеля. Заметки о новой книге Александра Купера «Истопник»

Сейчас уже и не вспомню, когда завел странную манеру: перед тем как начать читать книгу, заглядывать в конец (если это не детектив, конечно). Вот и с новым романом Александра Купера «Истопник» по привычке поступил так же. Открыл последнюю страницу, а там цифры: 1977–2017. Это что же, 40 лет писал?

Как пошутил — а может, и не пошутил — кто-то из великих, у каждого уважающего себя писателя должна быть книга, которую он пишет всю жизнь. А все иные его сочинения на поверку оказываются не то чтобы заготовками, а как бы ступенями к тому подиуму, на который литератор возлагает главный труд.

Видео дня

Так ли оценивает свою работу сам Александр Купер, нет ли — мне неведомо. Но и по объему книги, и по плотности текста, и по изобилию содержательной фактуры создается впечатление, что автор решил исчерпать себя до донышка, высказать все, что на уме и на сердце, ничего не оставив «на потом».

Обычно так описывают собственную судьбу, которую подробнее тебя самого никто не знает. Купер же рассказывает о том, чего лично не испытал и в силу возраста испытать не мог. Своих героев он помещает в Бамлаг, одно из образцовых подразделений архипелага ГУЛАГ.

Заключенные пробивают Дуссе-Алиньский тоннель, который, со слов автора, скрывает самые страшные тайны Байкало-Амурской железнодорожной магистрали. А зэков стерегут смотрители, которые в любой момент сами могут стать — и становятся — сидельцами.

Предвижу вопрос: кому сейчас интересна так называемая лагерная проза? И что можно сказать после Шаламова, Владимова, Солженицына, Жигулина, Гинзбург, Марченко, Ширяева, Солоневича и иже с ними? В конце восьмидесятых, когда открылись шлюзы, мы насытились этой литературой, дотоле недоступной, и ценность ее была для нас огромна. В том числе и потому, что авторами выступали бывшие зэки — кому и верить, как не им?

Не понимать этого обстоятельства Александр Купер не может, ему кровь из носу нужно получить вотум читательского доверия. И он раскладывает перед нами документы, содержащие массу живописных подробностей — от организации обвинительных приговоров до нормирования лагерной жизни. Документов много, и кажется, что автор настаивает: не пролистывайте, вчитайтесь, я с таким трудом это добыл, тут кристальная правда, она слишком бредовая, чтобы быть вымыслом. И веришь.

Но как только поверил, будь готов, что с тобой заведут литературную игру. Купер не был бы Купером, если бы в ткань абсолютно реалистического повествования не ввел фэнтези. И вот он доставляет Сталина и человека, похожего на Путина, на митинг по случаю прохода первого поезда через очищенный ото льда тоннель (митинг в действительности имел место). И два почетных гостя, общаясь на «ты», беседуют о роли власти в истории.

Машкова заявила о страхе получить срок в России
Зачем это нужно? А затем, предположу, что Александру Куперу мало увидеть и нам показать перипетии сюжета с одной-единственной точки обзора. И он меняет эти точки, то убегая в прошлое, то перескакивая в наши дни. Так острее и объемнее картина. И так полнокровнее выглядят герои книги — старлей НКВД, истопник тоннеля Костя Ярков, начальник женского лагпункта Сталина Говердовская, командир Бамлага генерал-лейтенант Френкель, зэк-священник отец Климент, безногий бандеровец зэк Мыкола. Персонажей в романе много, как и сюжетных линий. Но если меня спросить, какая линия цепляет сильней всего, то это, конечно, — ночь любви.

Дуссе-Алиньский тоннель пробивают навстречу друг другу две бригады заключенных — мужская и женская. Начальство лагеря изобретает новый способ повышения производительности: за досрочную стыковку всем зэкам и зэчкам обещана ночь любви — кто с кем пожелает. Авторы иезуитской идеи мечтают узреть животный гон, свальный грех, но вместо этого перед нами проходят одна за другой деликатные, полные нежности сцены. С одной из которых начинается счастливый и одновременно мучительный роман главных героев — Яркова и Говердовской.

Александр Купер определяет жанр своей книги как кинороман с курсивом, хором и оркестром. С курсивом понятно — им набраны документы, а вот «кино» нуждается в осмыслении. При чем тут вообще кино? Да, «Истопник» по фабуле пружинно драматургичен, характеры персонажей прописаны ярко, а сам автор постоянно вставляет режиссерские ремарки, подкладывает под повествование музыкальный фон (от «Сиреневого тумана» до знаменитой темы Нино Роты из феллиниевского фильма «Восемь с половиной»), дает указания оператору, художнику по костюмам и даже бутафору.

Хорошо еще, что актерский кастинг не проводит. Но, несмотря на все это, мы имеем дело не со сценарием (при том что роман вполне может стать основой кинокартины или сериала), а с самой натуральной, стопроцентной литературой. Купер хитер, умеет «взболтать, но не смешивать», но и читателей не проведешь, ибо мы знаем его плутовскую манеру, которой он верен и на этот раз.

В «Истопнике» немало конструкторских приемов, которые автор использовал в «Таймери», Saudade, в «Надее», других своих книгах, они, собственно, и создают в большой мере его индивидуальный почерк. Ему, к примеру, обязательно требуется включенный в действие рассказчик. В одном случае — писатель Купердонов, в другом — Хроникер, а вот теперь зэк Йорик. Автор рукописи «Истопник. Записки барачного придурка».

Человек, похожий на автора киноромана. Или другое: Купер — фанат деталей, он дотошно (но при этом не муторно!) описывает запахи и вкусы, орудия труда и быта, рыбалки и охоты, защиты и нападения. Вплоть до устройства специального рюкзака, в котором беглые зэки уносят безногого Мыколу. Правду говорят: сочинение только выиграет, если автор знает предмет изображения.

Но все перечисленное — не самоцитирование, не механическое тиражирование собственных наработок. Эти литературные построения абсолютно органичны контексту нового, несхожего с предыдущими, романа. Лично мне такой принцип очень по вкусу, и в подобных случаях всегда вспоминаю знаменитую постановку «Мастера и Маргариты» в Театре на Таганке.

Когда Любимов взялся за Булгакова, ему сказали: хотите ставить — ставьте, но финансирования не получите. И Юрий Петрович с долголетним соавтором, художником Давидом Боровским, перенесли на сцену декорации из прежних своих работ. Понтий Пилат устроился в большой золоченой раме из «Тартюфа», ставшая ведьмой Маргарита полетела на знаменитом рогожном занавесе из «Гамлета», а Воланд философствовал, раскачиваясь на маятнике из «Часа пик». И выходило так, что к этой постановке режиссер шаг за шагом шел всю жизнь. Что и было мигом расшифровано театральной Москвой.

Из сказанного не следует, что я пророчу «Истопнику» место в отечественной культуре, равнозначное любимовскому «Мастеру». Хотя замечу, что спектакль Театра на Таганке вышел в 1977-м, и тем же годом Александр Купер датирует начало работы над романом — хорошо бы, успешным.

Никакие это не воландовские штучки. Но совпадение, согласитесь, приятное.

ДОСЬЕ

Александр Купер Писатель и публицист, автор книг «Лягунда», «Екарный бабай», «Ангел мой», «Флейта крысолова», «Таймери», «Не мой день» и «Жук золотой». Обладатель премии «Золотой Дельвиг» за кинороман «Надея», вошедший затем в лонг-лист премии «Русский Букер». Об этом сообщает "Рамблер".

Жук золотой

Вышла книга Александра Куприянова "Жук золотой"

Рецензия Павла Басинского

Александр Куприянов (печатается под псевдонимом Александр Купер) - известный писатель и журналист, главный редактор газеты "Вечерняя Москва". А до этого поработал в "Известиях", "Экспресс-газете", "Комсомольской правде". Родился в Хабаровском крае.

Автор многих повестей и рассказов. В издательстве "Время" вышли в свет его кинороман "Надея", таежная повесть "Таймери", роман-таблоид "Ангел мой". В разные годы в издательстве "Художественная литература" выходили романы "Флейта Крысолова", "Не мой день". "Вагриус" издал первый роман-таблоид Купера "Лягунда". Первая часть повести "Жук золотой", теперь опубликованной полностью, была удостоена премии Московской Международной книжной выставки-ярмарки. По кинороману "Надея" писатель написал сценарий полнометражного художественного фильма. В 2016 году за кинороман "Надея" Александр Купер получил премию "Золотой Дельвиг" "Литературной газеты".

Повесть "Жук золотой" - это исповедь детства. Это не вымышленный роман, но читается он как увлекательная, почти авантюрная история. Странствия, приключения. Да и с самой рукописью этой повести были свои приключения. Написанная тридцать лет назад, она была потерянной. Но с ней в свое время успел ознакомиться Виктор Астафьев, одобрил и сделал свои замечания.

Я хорошо представлял его. В черном мундире с желтыми шевронами и такими же, цвета тусклого золота, погонами на плечах. Погоны с аксельбантами. Как у адмирала Невельского. Разумеется, кортик у бедра. И, конечно, усы и кашне, фуражка с "капустой". Такая морская кокарда.

От него вкусно пахнет одеколоном и табаком дорогих папирос. Может, он курит трубку. Да. Так даже вернее. Трубка и белые перчатки".

Этот взгляд, эту интонацию ребенка передать очень трудно. Трудно, чтобы не сфальшивить, чтобы из-за плеча подростка не выглядывал взрослый дядя. Александру Куперу это удается.

"Отец поставил меня у штурвала, а сам встал за моей спиной. Он положил свои ладони на мои вцепившиеся в поручни штурвала ручонки. Я ухватился за колесо так, что, кажется, даже побелели костяшки пальцев. Он скомандовал: "Поднять якоря!"

А потом пришла мама с новым мужем, отчимом. И началась другая жизнь. Не такая романтическая, но не менее интересная.

Повесть Александра Купера хороша своими деталями. Они выписаны сочно, ярко, выпукло. Вроде ничего особенного не рассказывается, а читается увлекательно, как увлекательна любая жизнь в глазах ребенка.

Фантазии переплетаются с реальностью и рождают особый мир. Особый для героя. Для других - это, может, и обычный мир.

Но подросток все видит иначе. С годами это искусство зрения уходит, и если писателю удается сохранить его в себе, то и рождаются вот такие книги. Живые, нежные, порой смешные, порой грустные до слез.

"Нищенское детство, - пишет автор. - Но свое".

И этим все сказано.

В книге есть семейные фотографии, которые удачно ее дополняют.

в медиацентр пошл презентация

В медиацентре «Вечерней Москвы» прошла презентация романов Александра Купера (Александра Куприянова)

В пятницу, 30 октября, в редакции газеты «Вечерняя Москва» прошел творческий вечер главного редактора «ВМ» Александра Куприянова, пишущего под псевдонимом Александр Купер.

Гостями мероприятия стали первые лица города и артисты, известные журналисты, главы редакций газет и издательских домов – все собрались на площадке «Вечерней Москвы», чтобы поздравить Александра Куприянова с выходом новых книг. В числе приглашенных гостей на мероприятии присутствовали: телеведущий, актёр, основатель первой Национальной премии Российской Академии кинематографических искусств «Ника» Юлий Гусман, заслуженный артист России Бари Алибасов, продюсер картин «Географ глобус пропил» и «Стиляги» Вадим Горяинов, писатель Валерий Зеленогорский, экс-председатель комитета по телекоммуникациям и СМИ города Москвы, главный редактор «Российской газеты» Владислав Фронин, легендарный советский журналист Гек Бочаров и многие другие.

Новые романы Александра Купера уже поступили в продажу. Открылся персональный сайт писателя.

"ВМ" провела онлайн-трансляцию. Подробнее здесь.

Александр Купер (Куприянов) представил свою книгу «Истопник» на Книжном фестивале на Красной площади

автор: Лев Московкин

Уникальный роман «Истопник» после журнального варианта «Роман-газеты» вышел в свет в твердой обложке
Александр Куприянов (Купер), главный редактор «Вечерней Москвы» представил свою книгу «Истопник» на Книжном фестивале на Красной площади. Мужчины и женщины строили туннель навстречу друг другу. Долгое время считалось легендой. Роман история любви
Роман реально уникальный и выдающийся даже среди других книг того же автора. Он его буквально прожил в собственной жизни сорок лет практически весь сознательный ее период. Истоки будущего романа были заложены еще раньше в интернате поварихой, она рассказывала об участниках описанных событий.
Конспект 20:31
Юрий Крылов, который издал эту книгу. «Истопник» открывает серию проекта «Прожито и записано». Следующая книга будет Славы Курицына. Тоже известный журналист подзабытый потому что вне России. Но пишет на русском языке. Дальше не буду раскрывать.
Александр Куприянов. Здесь присутствует мой первый редактор Екатерина Рощина. Для меня слово писатель очень высокое значимое. Виктор Астафьев. Платонов. Хемингуэй Нобелевская премия за Старик и море: Писатель это тот кто видит мир впереди себя. Истопник собирался сорок лет, написал за полтора года. Туннель 1872 метра копали навстречу друг другу. Френкель обещал им ночь любви когда встретятся. В 1975 году я увидел этот туннель он полностью зарос льдом. Рядом стояли лагеря готовые вновь принять людей. Там были ложки чуни тетради. Тачки на деревьях, как будто они росли на деревьях. На вечной мерзлоте деревья росли быстро. Снять было нечем, с собой ничего не взял. Роман художественно-документальный. В 1987 году я работал замглавного редактора журнала Собеседник. Я опубликовал очерк. И пошли письма от людей которые еще были живы. Хватило ума не потерять. Гладышевская родом из Белоруссии погибла в туннеле вместе со своими зечками. Зеки попросили назвать станцию им.Гладышевской. Им отказали. Но на карте обозначили. Было три ночи любви. Свального греха не было. Было три ночи любви. Из чрева туннеля вытащили 33 тыс кубометров льда. Вскрылась линза вода сбила солдата. Получилось как с Гладышевской. Встреча человека похожего на Сталина с человеком похожим на Путина. Написал для внуков. Эти тачки эти нары которые меня ждали я знал что не отпустит. Образ писателя я с себя списал.
Вопросы 20:53
Владимир. Есть такие суки. Два маленьких вопросика. Я не совсем понял зачем этот туннель рыли. Человек который охранял лагерь. Железные щиты чтобы подкопа не было. Специальный человек биолокаторщик обходил. Очень много книг пишут. Выкладывают на подоконник чтобы кто-то забрал.
Куприянов. Я свез все книги в дом в деревне. Двухэтажная библиотека. Полудиссидентская библиотека собрал когда работал в Англии все сохранил. Туннель часть БАМа. По нему ходят поезда. Священник вышел с крестом и остановил: Вы не звери вы люди. Микола безногий реальная фигура. По лагерным меркам сука плохо. Но там не было уголовников. Сидели по 58 статье
Л.М. На мой взгляд одна наиболее ценных линий романа виртуальная встреча Сталина и Путина. Как вы решились и была ли какая-то реакция? Тема конечно такая, но роман воспринимается светло.. Вам удалось.
Куприянов. А вы читали книгу? Ах да, мы заочно знакомы. Человек написал рецензию не очень хвалебную. Тема Сталина не закрыта. Вряд ли мне это удалось. Но я передал накал момента. Мне кажется литератор волен. Мне не хотелось бы чтобы это была книга мщения за своего деда. Страшная история когда у матерей отбирают детей. Эти дети не разговаривают а гукают их не воспитывают. Мне не хотелось сгущать но так было. Сходите в музей ГУЛАГа посмотрите какие они делали игрушки.
Виталий Ракитянский, юнкор. Зачем нужна лагерная тема сегодня?
Куприянов. Книга БАМ НКВД сто экземпляров. Первый Сталину второй Фрнкелю. У меня 24-й.
Как удается сочетать работу с издательской деятельностью?
Куприянов. У нас более 80 проектов. 423 районных газеты. У нас газета Метро. Люди занимаются рыбалкой охотой. Находят время. Пока выходил Истопник, написал новый роман Лазарь. Писатель как пИсать когда подожмет все равно напишешь.
Как изменилось ваше отношение к теме?
Куприянов. Я никогда не был диссидентом. Я был правоверным комсомольцем. Правда получил пять взысканий. Когда Сталин умер мне было два года. Многие люди верили, считали Сталин невиноват, а окружение. Всякий народ достоин той власти которую имеет. Полстраны сидело полстраны стучало. То что Сталин был исторической личностью со знаком плюс минус решат историки социологи.
Артем Ищенко. Вы писали под псевдонимом Купер а сейчас предстали под настоящим именем.
Куприянов. Купер кличку получил в интернате. Хватит в поддавки играть, этот текст надо подписывать настоящим именем.
Куприянов. Мне бы хотелось чтобы читали. Есть такая песня Сиреневый туман слова лагерные. Праздник НКВДы танцуют чечетку а зеки изображают физкультурные фигуры. Начинается со стихов Можжевеловый куст человека который сидел в этом лагере.
Куприянов. Зечки многие выживали тем что шли в любовницы к начальству. Но были такие которые не соглашались. Придумали такие пытки как распарка. Женщины копали быстрее. У Гладышевской были коровы и она давала пайку кружку молока. Люди не оскотинились.
Солженицын говорил что в лагерях можно приобрести опыт, а Шаламов что нет только оскотиниться.
Куприянов. Шаламов имел право на это.
А вы готовы описать что происходит сейчас.
Куприянов. Не готов. Олег Руднев был воспитателем детской колонии. Написал повесть долгая дорога в дюнах.
Куприянов. Как сказал мой герой Правды сказать не умею но дай бог я потом научусь. Книги подпишу. Будь моя воля я бы все раздал, но на то воля издательства.

Истопник на книжном фесивле

Главному редактору "Вечерней Москвы" Александру

Куприянову исполнилось 70

Российская газета, автор Александра Николашина

Саша Куприянов пришел работать к нам в "Молодой дальневосточник" осенью 1977 года. Ну, не то чтобы сам пришел - опубликовал очерк, допустим, о хлеборобах, написал заявление о приеме и тэ дэ, как все обычные люди делают. Нет, партийное руководство Хабаровского края решило, что на посту заместителя главного редактора "МД" он принесет больше пользы, чем в должности корреспондента какого-то там отдела "Тихоокеанской звезды".

Жизнь в "Молодом" резко оживилась.

Девочки заливисто смеялись и аплодировали, когда Саша (тогда его все звали Шуриком) отбивал чечетку на столе, мальчики, как дети малые, играли в войнушку - ползали по редакции по-пластунски, стреляли, падали раненными или даже убитыми… В перерывах между стрельбами и пьянками писались хорошие материалы. За которые нас потом ругали на бюро крайкома комсомола или даже партии - опять мы политическую бдительность утратили, опять крамолу допустили!

Шурик в таких ситуациях не отмалчивался - вступал в споры с возражениями. Огрызался.

Он был "дёрзкий парень", как говорила одна моя знакомая бабушка.

Иногда срывался с места и улетал в Магдагачи или в Кампучию, как он сам говорил. Зачем? Видимо, бороться с кровавым режимом Пол Пота. Деспотию он всегда ненавидел.

Он был прекрасен своей непредсказуемостью, сумасшедшей энергетикой, и огромным, несмотря на все жизненные проблемы, позитивом.

Вместе с тем он был зол и язвителен, и прослыл в городе Хабаровске мастером розыгрышей, не сказать, чтоб добрых.

Однажды, например, он разыграл поэта Володю Сополева, тихого интеллигентного очкарика, писавшего элегии. В узких кругах был широко известен его стишок:

Жизнь, разделенная в клеточку.

Скучная, как дождливое лето.

- Хочешь конфетку, деточка?

- Хочу.

- Нету.

Так вот, этот Володя Сополев источником мирового зла почему-то избрал советского генерала от поэзии Виктора Бокова. Он говорил, если ему что-то не нравилось: "Хуже мог написать только Виктор Боков", или, допустим: "Ты же не Виктор Боков, что так себя вести". И так далее.

А Шура Куприянов, который руководил тогда по совместительству молодежным литературным отделением поэзии, позвонил однажды Володе и сказал - мол, скоро Виктор Боков в Хабаровск прилетает, будет мастер-класс проводить и отбирать стихи для публикации в "Современнике", если хочешь, прими участие, только нужно рукопись представить. Сроку тебе - два дня.

И Сополев сломался.

Сидел как последний дурак два дня и, не отрывая головы, печатал свои элегические вирши для ненавистного Виктора Бокова.

- Нет, - говорил мне потом Володя. - Шура меня правильно подколол. Я не в обиде. Он на моем тщеславии сыграл. Молодец. Я, конечно, потом целый месяц на звонки отвечал. Потому что весь город же узнал: "Здесь печатают стихи для Виктора Бокова"? "Здесь, здесь, - бубнил я. - Приходите. Только бутылку не забудьте".

А потом Куприянов придумал еще один гениальный розыгрыш. Свел Сополева и Валеру Еремеева, актера местного ТЮЗа. Тот тоже писал стихи, только деревенские. Называл себя "кондовистом".

- Ну, какой ты кондовист? - однажды сказал ему Шурик. - Басё читаешь и Уитменов разных. Профанация это. А вот в Переяславке (село неподалеку от Хабаровска) живет мощный мужик, он даже "Муму" не читал, а стихи пишет - не чета твоим.

Уговорил Сополева (они с Еремеевым раньше знакомы не были) сыграть поэта-самородка из Переяславки. Тот талантливо перевоплотился в деревенского стихоплета.

Не буду дальше рассказывать, кому надо, пусть зайдет в интернет и прочитает, что было потом - там все написано.

Однако случилось главное - Сополев и Еремеев благодаря Шурику нашли друг друга. И в русской андеграудной литературе возникло новое явление: творчество Байрама и Вольдемара.

Правда-правда, Байрам - это Еремеев, а Вольдемар - Сополев.

У них теперь есть свои клубы фанатов по всему миру - и в Москве, и в Америке, и во Франции.

А кто положил начало всему этому безобразию?

Александр Иванович, честь ему и хвала. Респект и уважуха, как говорит современная молодежь.

Но он ведь и сам тогда писал стихи.

Неплохие.

И я даже кое-что еще не забыла:

- Для милых и далеких, тех, кто помнит.

А я уже уехал…

(В Магдагачи? Кампучию? Лондон? Москву?)

Ладно, пустяки. Лучше вот это:

Крик гусей то терялся за далями,

То опять был пронзительно чист.

И на алую крышку медалями

Падал желтый сентябрьский лист.

Вся деревня у гроба стояла…

Эта картина очень похожа на полотно замечательного художника Виктора Попкова: "Хороший человек была бабка Анисья".

Хороший, наверное, человек был и дед Иннокентий, которому Александр посвятил это стихотворение.

И с истории которого он начал свой роман "Истопник". Как дед дважды бежал с Сахалинской каторги - сначала с царской, потом с советской. Как он ел красную икру с луком: "Для хруста". Как пел песню: "Черный ворон, д-ты не вейся…"

Есть такое понятие: "Комплекс превосходства живых над мертвыми". Оно издалека идет - еще из Библии. Помните, наверное - пусть мертвые хоронят своих мертвецов.

А живым нужно жить. И не думать о мертвых.

Я этого никогда не пойму. И Александр Иванович, похоже, тоже.

Да как же? Как не думать? Ведь мертвые, особенно те, кто погиб напрасно, не по своей воле и не от естественных причин, были не хуже нас. Не глупее. Не грешнее. Напротив - может быть, в сто раз умнее и лучше.

Нельзя о них забывать. Нельзя прощать их ужасную смерть.

Никому - ни государству, которое организовало репрессии, ни стукачам-доносчикам, ни вертухаям в зоне, ни следователям-нелюдям, пытавшим детей на глазах у матери (есть в романе такой страшный эпизод).

Куприянов этого комплекса, слава богу, лишен начисто. Он ничего не забыл и не простил. Поэтому его "Истопник" полон настоящей боли.

Саша написал хорошую книгу.

Это я говорю, как профессиональный редактор, который прочитал в своей жизни неисчислимое количество текстов и понял, самое главное - в книге должен быть нерв, а не просто бла-бла-бла, пусть даже очень красивое и многозначительное.

Так вот, я желаю Александру Ивановичу многих лет жизни и многих книг, в которых будет этот самый нерв - насколько писателю хватит душевных сил.

А еще хочу передать привет от давным-давно покинутых девушек в "Тихоокеанской звезде" (теперь уже, увы, бабушек) - они до сих пор помнят, как он поил их дешевым вином и пел лихую песню про юбку тюлевую.

Глупость, конечно, но ведь не забыли! Помнят. Смеются. Приветы передают. И книги его читают.

Это прекрасно.

Город Хабаровск по-прежнему любит Шуру Куприянова.

Главомуредактру 70

Главному редактору "Вечерней Москвы" Куприянову исполнилось 65!

Главномуредатру - 65

Российская газета, автор Борис Резник

Даже не верится, что Александру Ивановичу Куприянову - Куперу, Саньку - как мы его называли в самом начале 70-х, да и теперь тоже, - исполняется 65 лет.

Впервые я увидел Сашу на Хабаровском краевом радио: подогнанная "в талию" застиранная ковбойка, наутюженные брюки, на боку громоздкий магнитофон "Репортер"... Именно на радио студент-филолог местного пединститута Александр Куприянов начинал свой путь в журналистику. Про него говорили: талантливый парень, далеко пойдет...

Саша пошел очень далеко не только в смысле карьеры, но и утверждения своего славного имени в профессии. Его репортажи с БАМа - тогдашней великой стройки, на которой он представлял в качестве собкора краевую газету "Тихоокеанская звезда", были лучшими. Они и привели его сначала в собкоры "Комсомольской правды" по Дальнему Востоку, а потом и в Москву, в аппарат редакции, где он стал ответственным секретарем, членом редколлегии. Высокая должность по тем временам, номенклатурная.

Мы вместе недолго поработали в "Известиях", где Куприянов стал шеф-редактором. Помню, как в день его 50-летия в редакцию неожиданно нагрянул тогдашний командующий ВДВ генерал-полковник Г.И. Шпак. Он зачитал приказ по войскам, которым А.И. Куприянов был зачислен в почетные десантники. Там были такие слова: "За мужество и отвагу, проявленные во время специальных боевых операций на территории Республики Афганистан"... Было видно, с каким волнением принимал Александр Иванович голубой берет и форму десантника из рук командующего...

Меня всегда удивляло свойственное Куприянову редкое сочетание мужицкой хватки человека, выросшего и воспитанного в селе на нижнем Амуре, и благородных манер тонкого аристократа, на котором фрак и бабочка смотрятся органично. Точно скажу, это не появилось у Александра Ивановича после того, как он поработал собкором "Комсомолки" в Лондоне среди лордов и пэров - было всегда. Как и редкие душевные качества - умение понять человека, сострадать, прийти на помощь...

Куприянов не только один из самых лучших журналистов и редакторов страны, он еще и талантливый писатель, автор почти десятка повестей, романов, киносценариев. Скоро на экраны выйдет художественный фильм, снятый по роману Куприянова "Надея". Сюжеты для своего творчества он находит на родной дальневосточной земле, с которой никогда не прерывает связи. "Мы же дальневосточной корневой системы", - говорит Куприянов, и земляки из Хабаровска, из родного села Иннокентьевка его обожают. Каждый приезд Александра Ивановича в родные места - праздник.

Главному редактору «Вечерней Москвы» вручили орден за просветительскую работу

Главному редакору ВМ вучили орде

Автор Юлия Панова, "Вечерняя Москва"

Главному редактору газеты «Вечерняя Москва» Александру Куприянову вручили Патриаршую награду — орден Святителя Иннокентия, митрополита Московского и Коломенского.

Под громкие овации митрополит Калужский и Боровский Климент закрепил орден на пиджаке Александра Куприянова и передал ему еще один подарок — икону преподобного Амвросия Оптинского.

— Такая награда вручается за просветительскую работу, — отметил митрополит Калужский и Боровский.

Владыка поблагодарил главного редактора «Вечерней Москвы» за его труд и пожелал так же мудро и бодро продолжать работу.

— «Вечерняя Москва» — это одна из самых популярных газет. Для меня она самая популярная. Я помню, как где-то 60 лет назад обязательно покупали «Вечерку». Тогда она была необычной и отличалась от остальных. И сейчас газета распространяется большим тиражом не только в Москве, но и за ее пределами, — сказал Климент.

На страницах издания часто можно найти проповеди на актуальные темы как от православных священников, так и от самого митрополита Калужского и Боровского.

Владыка во время вручения Патриаршей награды указал на одно совпадение — орден носит имя Святителя Иннокентия, который был первым миссионером на Дальнем Востоке после присоединения всей Амурской области к России. Именно в честь митрополита Московского и Коломенского названо село Иннокентьевка в Хабаровском крае, где родился Александр Куприянов.

Главный редактор «Вечерней Москвы» отметил, что орден — это награда для всего коллектива. По его словам, тот, кто возглавляет газету, должен всегда олицетворять собой труд редакции.

Золотые шары

Газета "Труд"
Автор Александр Куприянов

Однажды он записал в своем «Дневнике»: «Я знаю, что живу не в свой век и не на своем месте». А он был уже тогда знаменит, богат, и его любили женщины. Правда, в писательской среде ходила поговорка: работает, как Нагибин. То есть не разгибаясь.

Чуть позже Нагибин запишет: «Я делаю в кино вещи, которые работают на наш строй, а их портят, терзают, лишают смысла». За сценарий к фильму «Дерсу Узала» он получит статуэтку американского «Оскара». После триумфального шествия по стране снятого по его сценарию «Председателя» Нагибин заработает первый инфаркт. В 43 года. Михаил Ульянов за исполнение роли Трубникова получит Ленинскую премию — вполне заслуженно. А Нагибину устроят чистку в Союзе писателей после письма-жалобы прототипа главного героя...

В 1990-м его удостоят в Венеции «Золотого льва», а в Агридженто на Сицилии — звания «Лучший писатель Европы». В любезном Отечестве — ничего. Лишь юбилейные медали по случаю Дня Победы. Нагибин был фронтовиком. Его тяжело контузило в 1943-м. В последние 10 лет он напишет книги, которые поставят его в один ряд с классиками мировой литературы. Жаль, что эти книги мало кто читал. Они были изданы перед самой смертью писателя, в 90-е, небольшими тиражами. Именно тогда страна бросала читать.

Впрочем, не только читать. Помнить она тоже бросала. И то и другое почти получилось.

***

Чиновники разных мастей ненавидели Нагибина. Прорабатывали его на собраниях, организовывали разносы в газетах. Представители мало что читающей общественности стучали в инстанции. Обличительным письмам давали ход. Что не так уж удивительно: многие тогда подспудно чувствовали в Нагибине «не нашего человека», оборотня-антисоветчика, да еще и еврея.

Антисоветчиком, даже если судить по его откровениям в «Дневнике», Нагибин не был. Правда, в комсомол не вступал, и в партию его не затащили. Но в войну он служил в политотделах на Волховском и Воронежском фронтах. Свою литературную работу Нагибин делил на поденщину, или, как он сам называл, «халтуру» (репортажи, очерки, документальные фильмы), и собственно творчество: рассказы, повести, романы. Внешне абсолютно успешный советский писатель, теннисист, бражник-гулена, баловень судьбы. Женатый на дочери директора Завода имени Лихачева, позже — на блистательной, поэтической Белле. Но внутренне, как и многие советико сапиенс, он жил в жутком раздрае.

«Мое анкетное существование весьма резко отличается от подлинного», — напишет Нагибин о своем происхождении. Долго Юра считал себя евреем — и другие так считали, начиная со школьного хулиганья с Чистых прудов. Он был усыновлен адвокатом Марком Левенталем. В зрелые годы Нагибин узнал, что настоящим его отцом был дворянин и офицер Кирилл Александрович Нагибин, расстрелянный на реке Красивая Меча в 1920-м как участник восстания в Курской губернии. А Левенталя чекисты сослали в Кохму — там он и сгинул. И отец, и отчим — оба враги народа...

А Юра — пионер-отличник, спорт-смен-футболист (подавал надежды), студент Московского мединститута, потом — ВГИКа, фронтовик, писатель, которого с первых шагов заметили Катаев и Олеша. Из «Дневника»: «Вытравить отца мне удалось лишь из анкетного бытия. В другом, в плоти и крови, существовании моем он непрестанно напоминает о себе». В одном из последних интервью Нагибин признавался: «Двойственность была жуткая».

Вот, например. «Была чудесная осень, мы поехали в Сокольники, набрали охапки листьев — красных, желтых, мраморных... Я зашел в комнату, а мама, Осьмеркин (художник) и Кожебаткин (издатель) сидят, пьют водочку. Осьмеркин украсил комнату листьями, я даже остолбенел от такой красоты. Кожебаткин, уже пьяненький, говорит матери: „Ксения, Ксения, зачем им (то есть большевикам) эта осень, это золото? Они сделали свое грязное дело слякотной порой, Ксения...“ Они рыдали и пили... Мне было 14 лет. Я свернул ватман трубкой, зашел в церковь, истово помолился за маму, за бедного Кожебаткина, за Осьмеркина. Помолился и пошел на совет отряда утверждать номер „Воинствующего безбожника“, редактором, художником, издателем и единственным читателем которого был я».

***

Как же он жил? «12 июля 1953 г. Денег? По-настоящему мне никогда их не хотелось. Я все делал на пределе своих сил, все делал страстно. Я не выпивал, а пил мертвецкую, я блудил каким-то первородным грехом, я работал, как фанатик».

Так же страстно он написал «Дневник». До сих пор — бестселлер. Многие, узнав себя в этих беспощадных к себе и окружающим записках, оскорбились. Лишь Евтушенко, которого Нагибин тоже не сильно пожалел, обмолвился: «Нагибин сам на себя наговаривал... Он не был таким уж злым и циничным человеком, каким пытается себя изобразить».

***

При подготовке столетия писателя мы нашли уникальные снимки Нагибина, которые, похоже, никогда не публиковались. От раннего детства почти до последних его дней. Готовится к изданию альбом «Юрий Нагибин. 100 неизвестных фотографий». Трудно найти карточку, где Юрий Маркович улыбался бы... Разве что только в Пушкиногорье, в гостях у Гейченко.

Он любил там бывать. Но где скрыться от жизни?

«Со смешанным чувством печали и освобождения я вновь и вновь испытываю чувство полнейшей безнадежности — времени, личной судьбы, грядущего. Все ясно до конца. Никаких спасительных иллюзий». Так записано Нагибиным после вторжения советских танков в Чехословакию в августе 1968-го. Именно тогда, по воспоминаниям Аллы Григорьевны, последней жены писателя, Нагибин решил, что у него не будет детей. Он не хотел наследников, которых оставит в такой стране.

Алла Григорьевна, слава Богу, жива, мы помогаем ей хранить память о муже. Открыта улочка имени Нагибина в Новой Москве, висит (наконец-то, после трех попыток) мемориальная доска в Армянском переулке, на доме, где прошло детство Юры. Переиздан «Дневник», в издательстве «Терра» готовится выйти собрание сочинений Нагибина. В планах — открытие скульптурной композиции в Красной Пахре, где Нагибин жил до самого конца.

***

Он не мыслил себя вне Родины. Приятельствовал и бражничал с Виктором Петровичем Астафьевым, тоже фронтовиком. На даче в Красной Пахре просиживали до третьих петухов. Говоря о тропочке настоящей литературы, которая «начинает натаптываться», Нагибин первым называет повесть «Пастух и пастушка» Астафьева.

Подводя кое-какие итоги, в 1987-м Астафьев написал: «Мы прожили жизнь трудно, однако достойно, преодолевая в себе раба, недуги и несчастья нашего времени, тупых вождей и „сверхчеловеков“, которые унизили себя, свою Родину, породили детей, себе подобных, но унизить нас до основания, сделать нас себе подобными им до конца не удалось... Кое-как, кое-кто и кое-где сохранил душу живую, остался самим собой, хотя бы частично».

Горькие слова, в полной мере относящиеся и к Нагибину. «Боюсь, что с моей великой идеей: прожить жизнь до конца порядочным человеком ничего не выйдет. Порядочным человеком я-то останусь, но жизни не проживу — загнусь до срока», — вторит Астафьеву из своего далека Нагибин.

***

Дом Нагибиных, проданный одному из первых московских олигархов, стоял перестроенный и заколоченный, почему-то похожий на барак. В нем годами не зажигали света. Падали снега на липовую аллею, по которой он гулял. Алла вернулась из Америки, где восемь лет лечилась от страшной болезни после смерти Юрия. Под стрехой домика по соседству, куда она переселилась, была найдена сумка с фотографиями Юрия Марковича.

Лили дожди...

Писатели издавали мемуары.

Так и век прошел.

Мы, как оказалось, были почти все больны тяжелым вирусом — не легче нынешнего. Но как-то выжили. Нас оставили Астафьев, Нагибин, Шукшин, Трифонов, Твардовский, Чингиз и Володя. А на этой неделе умер и последний из писателей-фронтовиков Юрий Бондарев. Но остаются их книги.

За последние 10 лет своей жизни Нагибин написал произведения невиданной искренности. Так срывают с себя кожу, впадая в неслыханную (по Пастернаку) ересь. Нужно назвать эти книги. «Встань и иди», «Моя золотая теща», «Рассказ синего лягушонка», «Тьма в конце тоннеля», «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя». Кажется, лучше всех современников сказала про Нагибина Виктория Токарева: «В этих креслах сидел Юрий Маркович Нагибин — великий, как Вольтер, и жонглировал словами в пространстве, как золотыми шарами. И они до сих пор летают». Токарева имела в виду кресло-трон XVI века, на котором теперь возлежит кот Нагибиных. А золотые шары и правда летают. Я сам их видел в том домике, в том саду, где однажды он уснул и не проснулся. Нагибин умер легко, не мучаясь. Совсем не так, как жил.

Путь наш красив и завиден

Газета "Труд"

Автор Александр Куприянов

Сегодня поэт Александр Артемов почти забыт, и есть в этом страшная несправедливость

Маленькая книжка, случайно попавшаяся у букиниста на развале*. Но пролистаны первые странички — и такое ощущение, что встретил давнего друга-земляка. При жизни у Александра Артемова вышло четыре сборника стихов и сказка для детей. В 1940-м он поступил в Литинститут, в июне 41-го ушел добровольцем на фронт, а в 42-м погиб. Сегодня поэт Артемов почти забыт, и есть в этом страшная несправедливость.

Родился Артемов в подмосковном селе Фрол. Сейчас в нем проживают 10 человек, хотя известно село еще с 1637 года. Район Шатура — недалеко от Москвы, культурно-историческое место Ялмать.

Саша рано стал сиротой. Воспитывался в семье двоюродного брата Николая Рогова в селе Спас-Клепики на Рязанщине. И учился в той самой школе, что и Сергей Есенин. Стихи Артемов начал писать в 15. Два года служил краснофлотцем, младшим командиром, стал начальником полковой библиотеки. После службы остался во Владивостоке. Потом — работа в приморских газетах, Литинститут, фронт, похоронка — вот и вся биография.

Остались только четыре тоненькие книжицы стихов. Но и они нам многое могут сказать о том поколении: «Трубы военные, пламя и дым. / Как тяжело умирать молодым». А вот еще:

Мы в море уходим надолго,

И путь наш красив и завиден,

И мы ни о чем не жалеем,

И мы не грустим ни о ком,

И с нами прощается город,

Который мы снова увидим,

И машет нам берег весенний

Черемухи белым платком.

«И путь наш красив и завиден, / И мы ни о чем не жалеем, / И мы не грустим ни о ком» — так мог написать поэт со случившейся, состоявшейся душой. И сын своей эпохи. Даже в лирических стихах — о пограничниках и скалах, о бессменной вахте моряков — Артемов тяготеет к размаху строки и мысли. Поэтому — баллады и вступление в поэму. Поэтому «Слово о походе казака Дежнева» и «Легенда о миноносце «Лихой», «Сказ о Семене Лагоде». Особый слог письма, рифмы, размашистая, с внутренней пружиной строка. Поэт как бы разгоняется, готовится к крупной поэтической форме. Тяга литераторов того времени к эпосу вполне понятна: она продиктована временем.

Тогда, в 1930-х, другой поэт, Павел Васильев, человек необычайной творческой энергии и буйного воображения, будучи еще совершенно молодым (его расстреляли в 27 лет в Лефортовской тюрьме), создал 11 великолепных поэм. Среди них ставшие известными в наше время «Кулаки», «Принц Фома», «Женихи», «Христолюбовские ситцы». В свое время Павел Васильев много бродяжил по стране, останавливался в Омске и Владивостоке. Печатал очерки в приморской газете «Красное знамя». Интонации и видение эпохи Васильевым прослеживаются в стихах Артемова. Мы не можем сказать с документальной точностью, но именно в те годы Артемов служил, а потом и работал во Владивостоке. Наверное, они встречались в литературном объединении, которое тогда было очень популярным, притягательным для молодых и одаренных:

Такая вот связь открывается.

А вот совершенно другая аналогия, вырастающая из стихов Александра Артемова:

Я смотрю и удивляюсь

На знакомое лицо.

Говорю я: — Извиняюсь,

Вы не Вася Кузнецов?

Состоялась встреча наша

Встреча с другом дорогим.

— Здравствуй, Вася!

— Здравствуй, Саша!

— Сколько лет?

— А сколько зим?

Ничего не напоминает? Удивительно! Ну конечно же, всенародно любимая поэма Твардовского «Василий Теркин». Только стихотворение Артемова «Василий Кузнецов» опубликовано в 1939-м, а поэма Твардовского про Теркина впервые печаталась в газетном варианте с 1942 года. И была закончена в 1945-м. Не думаю, что Твардовский заимствовал образ своего героя и размер стиха у Артемова. Здесь можно говорить о провидении молодого поэта, предвосхитившего самого Твардовского!

Эх, мы можем только представить, сколько же они могли бы написать — Павел Васильев, Борис Корнилов, Александр Артемов, — не сгинув раньше времени! Одни — в сталинских застенках, другие — в огне и дыму Великой Отечественной. Невозможно забыть их строки.

*Александр Артемов. «Тихий океан». «Дальгиз», 1939 год.

В Москве вручена премия "Лучшие книги и издательства года-2021"

Книи-21

Российская Газета, автор Андрей Васянин

Награждение прошло в Москве в зале Союза писателей России. Среди отмеченных - книга заместителя главного редактора "Российской газеты" Николая Долгополова "Легендарные разведчики-3".

- Нацисты в плену не угощают чаем с пирожными, ее инсульт можно назвать отложенной смертью, - у донецкого военного фотографа Сергея "Сталевара" Федоренко на глазах слезы. "Сталевар" и не мог ничего говорить, получая за свою сестру диплом лауреата премии "Лучшие книги и издательства года-2021" за фотоальбом "Я Донбасс. Новейшая история Донбасса". Фотограф и журналист Анастасия Федоренко, один из авторов книги, побывавшая в плену у украинских националистов, умерла несколько дней назад.

Премия "Лучшие книги и издательства года" была учреждена в 2001 году РГБ, Русским биографическим институтом, Российской государственной библиотекой, "Литературной газетой" и культурно-просветительским центром "Орден" с целью поддержать книгоиздателя, поощрить социально и культурно важные проекты, сориентировать читателя в массе издаваемых книг. Это единственная в стране универсальная премия, отмечающая книги различных жанров.

В разные годы лауреатами премии были писатели Юрий Бондарев и Захар Прилепин, актриса Татьяна Доронина и директор Торгового дома "Библио-глобус" Борис Есенькин, журналисты Артем Рондарев и Дмитрий Шеваров, обозреватель РГ-Недели.

Отбор лучших книг вели журналисты "Литературной газеты" и других ведущих изданий, военные аналитики, критики, сотрудники МИД, Русского биографического института и Союза писателей России. Ими было отобрано более 30 авторов и издательств.

Критериями в отборе, по словам председателя Экспертного совета премии Святослава Рыбаса, были, как всегда, актуальность и универсальность. Потому получать дипломы и памятные медали и выходили, например, Борис Куркин, автор книги "Тоже победители". Нейтралы Европы и Франция во Второй мировой войне", первого системного издания о европейских военных сторонниках нацистской Германии. Или Александр Звягинцев, историк, юрист, лучший специалист по Нюрнбергскому процессу, ставший лауреатом премии "Лучшие книги и издательства года" за труд "300 лет российской прокуратуре".

Безусловно, справедливо был отмечены "Записки сельского учителя" - монументальная шеститомная работа Николая Лобастова - отнюдь не биографический очерк о работе в деревенской школе, а попытка осмысления истории и литературы России, ее нравственных устоев и философских течений с позиций православного христианина и патриота-монархиста. Равно как и дерзко и увлекательно написанная биография первого космонавта книга Льва Данилкина "Гагарин. Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года".

"Успех книги всегда зависит от героя, - говорил на церемонии Николай Долгополов. - Когда пишешь о таких людях, как наши легендарные разведчики, успех не то чтобы обеспечен - но 85% внимания тех, кто любят читать, уже приковано к этой книге".

Лауреаты премии

Премия "Лучшие книги и издательства года" (Русский биографический институт, Российская государственная библиотека, "Литературная газета", культурно-просветительский центр "Орден". Создана в 2000 году. Единственная в стране универсальная премия, отмечающая книги различных жанров).

Биографии

Данилкин Лев Александрович. "Гагарин. Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года". "Молодая гвардия". Биография первого космонавта, написанная дерзко и увлекательно.

Сорокин Андрей Константинович. "Практический работник" Георгий Маленков. "Политическая энциклопедия".

Герой книги - выдающийся советский политический деятель, член Государственного комитета обороны во время Великой Отечественной войны, руководитель Комитета по ракетной технике, председатель Совета министров СССР после смерти Сталина.

Жизнеописание Виктора Васильевича Карпушкина (1901-1996 гг.). Составитель-редактор Ирина Щербакова; художник Василий Поляков; Михаил Дзюба - атаман Всеказачьего Союза Чешских земель и Словакии, хранитель архива семьи В. В. Карпушкина. Ставрополь, благотворительный фонд "Хоперцы" (председатель Андрей Воронцов, начальник штаба Терского казачьего войска). При поддержке Фонда президентских грантов в рамках проекта "Наследие покинувших Родину" к годовщине Русского исхода и к 100-летию "Русской акции помощи".

Среди отмеченных - книга заместителя главного редактора "Российской газеты" Николая Долгополова "Легендарные разведчики-3"

История

Звягинцев Александр Григорьевич. "300 лет российской прокуратуре". "Рипол Классик".

Кудрина Юлия Викторовна. Александр III и Мария Федоровна. Император и императрица на службе России. "Русское слово - учебник".

Долгов Константин Михайлович. Мои выдающиеся современники: люди и встречи. "Алгоритм", "Мир Философии". Автор - знаменитый философ, был заведующим сектором художественной литературы в ЦК КПСС, возглавлял Всесоюзное агентство по авторским правам, автор философских книг.

Федоренко Анастасия Сергеевна, Мохарев Сергей Сергеевич. "Я Донбасс. Новейшая история Донбасса". "Библиограф". Авторы - донецкие журналисты, пережившие плен, расстрел, чудом спасшиеся. Книга - иллюстрированное широкоформатное издание о современном Донбассе - герои, труженики, история.

Философия

Кашанский Александр Викторович. Веждизм. ИП Жигульская А. А. В книге представлены мировоззренческие основы картины мироздания как эволюционирующего универсума - мира видимого и невидимого, хаоса и космоса. Речь идет о новом мировидении, формирующемся на этапе перехода человечества из индустриального общества в информационное. Смысл книги - показать место и значение человека в эволюции универсума и очертить контуры грядущего.

Пученков Александр Сергеевич. Первый год Добровольческой армии. От возникновения "Алексеевской организации" до образования Вооруженных Сил на Юге России. Ноябрь 1917 - декабрь 1918 года. "Владимир Даль" (Санкт-Петербург).

Педагогика

Лобастов Николай Алексеевич. Записки сельского учителя. В 6 т. Региональный общественный фонд изучения наследия П. А. Столыпина.

Автор предлагает новый взгляд на связь исторического процесса и творчества русских писателей-классиков, основанный на Евангелии. Через призму духовной традиции раскрывается смысл произведений, составляющих школьную программу по литературе.

Автор опирается на труды русских мыслителей Н. А. Бердяева, С. Л. Франка, С. И. Фуделя, В. С. Соловьева, И. В. Киреевского, И. Л. Солоневича, И. А. Ильина и многих других, а также на литературоведческие труды русской эмиграции.

Политология

И. Ю. Юргенс, Я. Урбанович. Мир после Ковида. "Балтийский Форум", Рига.

Т. А. Мансуров. Преемственность, вызовы и интриги власти. Казахстан и мировые лидеры. "Русский раритет". История и современные процессы т. н. "кризиса престолонаследия" (Российская империя, СССР, Китай, РФ, Казахстан).

Военная история

Васильев В. Е. Сыны Отечества в дни войны и мира. Сыны Отечества в дни мира и войны. (История подвигов и славы). В 2 т. "Рипол Классик". Иллюстрированная история.

Н. М. Долгополов. Легендарные разведчики-3. "Молодая гвардия". Продолжение уникальной серии о российской внешней разведке.

В. Б. Кудинский, А. В. Кирилина, Усик А. Ф., Филиппов В. С., О. В. Кузнецов, И. Ю. Миронов, И. Б. Сисецкий, Б. В. Слепов, А. Л. Таранов, П. Е. Шелудченко. Федеральный военный мемориал "Пантеон защитников Отчества" в историческом развитии (2001 - 2021)". // "Управление по увековечению памяти погибших при защите Отечества в историческом контексте". "Лантана-принт".

А. А. Суслонов, В. В. Калинин. Русский некрополь в г. Белая Церковь (Сербия). 1920-2020: В 2 т. АНО "Наследие Отечества", АНО "Ветеранские вести".

Б. А. Куркин. "Тоже победители". Нейтралы Европы и Франция во Второй мировой войне". "Международные отношения".

Экономика

А. С. Галушка, А. К. Ниязметов, М. О. Окулов. Кристалл роста: к русскому экономическому чуду. "Наше Завтра". Экономика СССР без идеологических шор, исторический опыт и современность.

Проза

А. И. Куприянов (Купер). Таймери. Таежная повесть. "Время". Книга о трагическом диалоге современного человека и природы.

Поэзия

Антология кадетской поэзии в 2 т. Стихотворения выпускников кадетских корпусов Российской империи и Русского зарубежья. Серия "Кадетское наследие" (благотворительный проект для кадетских корпусов, суворовских и нахимовских училищ). Руководитель проекта Евгений Лозовик; генеральный директор Елена Будыгина. "Гриффон". Энциклопедическое издание творчества ставшего легендой поколения.

О. М. Островский. Переводы с испанского. Страницы творчества поэтов Испании и Латинской Америки XIX - XXI веков. "Эксмо".

История искусства

К. Г. Сокол. Монументальные памятники Российской империи. Издание автора. В этой книге сведена вместе информация обо всех монументальных памятниках, существовавших в Российской империи. В каталоге приводятся описания 1005 памятников (против 915 в первом издании). Кроме того, даются сведения о 1519 установленных и 135 предполагаемых памятниках Александру II, относящихся к 1911-1916 годам (в первом издании описано соответственно 680 и 212). В приложениях приводится информация еще более чем о 170 памятниках: о неосуществленных и незавершеннных проектах, временных и религиозных памятниках, национальных монументах западных окраин империи, памятниках времен кайзеровской оккупации. В книге помещено 1004 фотографии и рисунка (против 898 в первом издании).

Проиллюстрированы все памятники основной части каталога, изображения которых удалось найти.

М. А. Выборнов. Мейсенская пластика в русской коллекции. Издательский дом Руденцовых.

Конюхов Ф. Ф. Путешествия. Мой путь к мысу Горн. "Эксмо". Дневник знаменитого путешественника.

Специальная премия

Палажченко Павел Русланович. Профессия и время. Записки переводчика-дипломата. "Аудитория". Мемуары личного переводчикам М. Горбачева на всех международных переговорах. Много неизвестных исторических свидетельств.

"За вклад в русскую культуру" (Премия Русского биографического института)

В. В. Федоров, президент Российской государственной библиотеки.

М. В. Слипенчук, профессор Географического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. Создание 6-метрового бронзового мемориала в память о подвиге крейсера "Варяг" у шотландского поселка Ленделфут, недалеко от места последнего пристанища корабля, восстановление православных храмов, в том числе Муромского Спасо-Преображенского монастыря и надвратного храма Сергия Радонежского, Успенского храма в пос.Черниговка Приморского края, поддержка научных экспедиций (Арктика, Антарктида, озеро Байкал).

Т. А. Михайлова, генеральный директор Государственного академического Малого театра. Театр - храм русской классики.

В. А. Вахромеев, основатель издательства "Русское слово".

М. А. Замшев, главный редактор "Литературной газеты".

По следам Дуссе-Алиньского

По следам проходчиков Дуссе-Алиньского тоннеля

Газета "Труд", автор Ольга Кузьмина

Новый роман Александра Куприянова «Истопник» открывает еще одну страницу нашей лагерной истории

— Вы сказали про «что-то такое из детства, продолжающее болеть»...

— Почему в интернат?

— А что за дети были в интернате?

— А правда, что вы считаете Виктора Астафьева своим крестным в литературе?

— И что вас уберегло, наставило?

— А писатель ли ты — определяет Союз писателей? Шутка.

Тропою Купера

Комсомольская Правда, автор Андрей Дятлов

тропою Купера

У Александра Куприянова, главного редактора «Вечерней Москвы», закаленного «Комсомльской правдой» — юбилей

И в «Комсомолке», и его близкие друзья всегда звали и зовут Сашу Куприянова (если строго и официально - Александра Ивановича Куприянова) - Купером.

Псевдонимы нам выбирает судьба. Но Сашин совершенно не относится к Фенимору Куперу, который писал про приключения в мире индейцев. Джеймса Фенимора Купера жизнь так разнообразно и круто не бросала, как Сашу Куприянова.

Молодежная радиостанции «Факел» в Хабаровске, газета «Тихоокеанская звезда», редактор газеты «Молодой дальневосточник», а с 1981 года - наша «Комсомольская правда»: индейская тропа от корреспондента до члена редколлегии. Собкор в Лондоне, горячие точки - Афганистан, Чечня. Не с автоматом, а с авторучкой.

И так далее, как говорится, со всеми остановками.

Кстати, он был потом и одним из главных редакторов только что родившегося радио «Комсомольская правда» (97,2FM).

А с 2011 года - главный редактор «Вечерней Москвы».

Зачем все эти перечисления? А чтобы Джеймс Фенимор Купер нервно курил в своем историческом уголке.

Кстати, а почему у Саши такое прозвище и псевдоним?

А он сам его, в сущности, выбрал.

Потому как еще и книги пишет.

«Моя маленькая девочка», «Второй приход», «Шаман», роман «Лягунда», «Ёкарный бабай», «Истопник» и так далее, далее, далее - это все его работы. Каждая - штучная. И затейливая.

Однажды его в интервью спросили:

- А правда, что вы считаете Виктора Астафьева своим крестным в литературе?

- В какой-то мере. Мы в конце 80-х путешествовали с группой чешских сплавщиков по Енисею и заехали к нему в Овсянку. Кстати, он сразу начал называть меня Шуркой - как звали меня когда-то дед и самые близкие. Мы много о чем беседовали, и Астафьев вдруг сказал мне: «Слушай, а ты ведь пишешь? Пришли посмотреть, что есть». У него весь стол был завален рукописями и гранками, но я все-таки набрался нахальства и послал повесть. И месяца через два получил рукопись свою с его правками и разбором. И по пьянке — кому рассказать, немыслимо! - я эту повесть умудрился потерять: мы с другом моим Юрой Лепским забыли ее в такси. На поиски ее были заряжены все окрестные бомжи, но и они не помогли. Потом написал повесть заново - это «Жук золотой», мой автобиографический роман

Так вот, некоторые книги он публиковал как раз под псевдонимом Александр Купер.

Нынче Саше исполнилось 70. Возраст расцвета политиков, писателей и мудрых главных редакторов.

Ура!

И пусть позавидуют все, включая твоего тезку, друга индейцев!

Твоя «Комсомолка».

В медиацентре «Вечерней Москвы» прошла презентация романов Александра Купера (Александра Куприянова)

В медиацентре презентация

В пятницу, 30 октября 2015, в редакции газеты «Вечерняя Москва» прошел творческий вечер главного редактора «ВМ» Александра Куприянова, пишущего под псевдонимом Александр Купер.

Новые романы Александра Купера уже поступили в продажу. Открылся персональный сайт писателя.

"ВМ" провела онлайн-трансляцию

18.43 Творческий вечер писателя Александра Купера, как и предрекали, перетёк в творческую ночь.

- Спасибо, что вы были здесь сегодня с нами! На сердце легче стало! - поблагодарил гостей вечера Александр Купер.

18.38 Из зала приходит записка: "Любим, целуем, скучаем. Валька-отличница и Зинка-королева".

Купер выдыхает:

- Вспомнил! Это образ из первой повести. А Зинка - не вымышленный персонаж. Я был безумно влюблён в эту девушку.

18.35 Включается песня из киноромана "Надея" - зрители замерли. "Пахнет грустью, любовью, обманами" - поёт мужской тенор под гитару. В зале выключили свет..

Пространство перед публикой превращается в таинственную сцену, где разворачивается настоящее представление...

- Александр Иванович, к вам тут девушка прорывается, мы не смогли её удержать, - встревоженно говорят ведущие.

Образ героини первого романа Купера появляется перед гостями, приглашая писателя на танец...

18.24 - "Надея" станет моей любимой книгой, - откровенно говорит Геннадий Бочаров. - Меня поразило, что в каждой фразе есть слово, которое цепляет своей манерой, своей резкостью или же гармоничностью. Не скрою, в первых книгах я находил очень много газетчины. Здесь же - творчество в высшей степени его проявления!

Геннадий Бочаров как никто другой понимает творчество Александра Купера:

- Одно дело - читать книгу незнакомого. Но крайне сложно читать книгу друга. Пока ты не втянешься, не отринешь всё вокруг, тебя не покинет чувство ответственности за своё мнение. Для меня это - книга слов.

18.20 Поблагодарив Бориса Резника за теплые слова, Купер добавил, что никогда не теряет самоиронии, поэтому появляются такие персонажами, как Купердонов.

- Я не могу сказать "Моя проза", это неправильно. Как только начинаешь так говорить про себя, наступает конец - человека, писателя, творчества. Это не про меня, - сказал главный редактор "ВМ".

Надя, по воле папаши, получила такое немодное, считала она, и очень примитивное имя. Надюха, дескать, она и есть Надюха. Надюха-горюха. Простодырая. Сам же Вязов однажды объяснил: «У нас в семье есть Вера… (имел в виду жену – Веру Андреевну), значит, нужна и Надежда!» (Отрывок из киноромана «Надея»)

18.14 Бориса Резника из "старой гвардии" друзей Александра Ивановича представил сам Купер.

- Все, кто сегодня здесь присутствует, в первую очередь, читатели. Читатель-Резник прочитал очередной роман "Надея", и читателю-Резинку роман понравился,- делится впечатлениями Борис Львович. - Когда читаешь Александра Ивановича, поражаешься языку. Привычно, что у газетчиков он фактический, точный, чёткий. Здесь же он яркий, эмоциональный. Я читал роман и узнавал прототипы героев..."

18.12 Александр Купер зачитал пару самых интересных вопросов из зала. "Верите ли вы в бога?".

- Это интимный вопрос, я могу свободно говорить про любовь, про первую любовь, но не про религию. Я чувствую, что иду к Нему - хотя человек я невоцерковленный. Конечно, иногда захожу в церковь, ставлю свечку, прошу о чем-то, - ответил писатель.

18.05 Юрий Лепский, журналист и политический обозреватель, не попавший на встречу в силу личных обстоятельств, связался с редакцией "ВМ" по телефону, чтобы поздравить Александра Купера:

- Пусть творческий вечер Александра Купера закончится творческой ночью и закончится творческим днём! А творческие сутки Купера - это никому малым не покажется! Жаль, что меня там нет, но от всей души поздравляю!

Если в левый нагрудный карман рубашки положить мобильный телефон и опцию «стили оповещения» поставить на «вибро-вызов», то некое дрожание будет возникать в районе вашего сердца всякий раз, когда вам кто-то позвонит. Если же телефон убрать из кармана, то ни о каком дрожании не может быть и речи. Вполне логично. Но в том-то и дело, что вибрация, похожая на телефонную, абсолютно немотивированно звучала в его сердце без всякого присутствия аппарата в нагрудном кармане. Димичел пытался высчитать причины и периоды возникновения странного дрожания. Но ничего вразумительного, объясняющего этот эффект, придумать не мог. Сегодня звонок был слабым, и он не повторился. (Отрывок из романа «Таймери»)

18.03 Игорь Коц, главный редактор журнала "Родина" подготовил сегодня особенную речь.

Кроме того, он попросил прочитать Купера, который является автором четырнадцати прозаических текстов, стихотворение, созданное, когда писателю было чуть больше 20 лет.

- Я не вспомню все стихотворение, - чуть смутился писатель. - Я всегда любил читать, и как-то в сельской библиотеке (сразу после 8-го класса) я услышал мудрую мысль, что на полках стоят не книги, а метры живой крови.

По словам Купера, поэзия - удел избранных. Закончил Купер свою речь чтением стихотворения.

18.00 Слово предоставили автору романса "Надея" Екатерине Рощиной.

- Как же вы отдали свои стихи Александру Куперу? Не жалко? - спросил у нее ведущий Руслан Орехов.

- Стихов много можно написать, а для Александра Ивановича ничего не жалко! - говорит Екатерина Рощина, - И спасибо, что им дали жизнь!

17.55 После трогательной музыкальной паузы раздался голос Купера.

- Стихи на "Надею" написал не я, а Екатерина Рощина, редактор моих книг, - отметил автор. - Она талантливейший редактор, писательница, автор двух книг.

17.53 Специальный сюрприз от Александра Купера - романс по мотивам сложной психологической истории Надеи в исполнении Александра Швеца. Под струны гитары: "Далёкая песня звучала тихо нежно и страстно... А осень деревья качала, и жизнь проходила напрасно..."

17.50 Слово предоставили рецензенту книг Александра Купера Максиму Замшеву:

- Александр Купер пишет то, что хочет, сейчас это большая редкость. Кто-то пишет для издателей, кто-то ориентируется на читателей, а некоторые авторы просто строчат, что могут.

По словам Замшева, романы главного редактора "ВМ" показывают, что у русской литературы есть будущее. Особенно важны герои писателя - они вызывают сочувствие.

17.46 Бари Алибасов перехватывает инициативу с провокационным вопросом:

- В Литературной газете я недавно читал рецензию со следующим смыслом: "Величайший писатель, равных которому нет в современном мире". Сколько Вы заплатили им за это?!

- Совершенно непроплачено! - под общий смех отвечает Куприянов. - Была история, когда Бари задолжал мне 10 тысяч долларов, а вернуть решил прилюдно с фразой: "А это за то, чтоб вы завтра написали обо мне!"

17.43 Лев Юрьевич Новоженов, телеведущий и литератор, первым поздравил Купера. Как правильно заметила ведущая Наталья Шумак, говорить на камеру и в микрофон ему не привыкать.

- Моя связь с Александром Ивановичем, с одной стороны - случайная, с другой - связана с общностью в творческом пути, - отметил Новоженов. - Я благодарен Куперу за дружбу и внимание. Меня удивляет, как можно писать по две книги в год и редактировать газету?! Я завидую.

- Секрет прост: Купер встаёт в пять утра, как и великий Чехов, - ответила ведущая Шумак

Особенно Новоженов обратил внимание на то, что "Вечерняя Москва" - какая угодно, только не скучная. Как и главный её человек.

17.40 - Отклики сподвигли на то, чтобы я придумал продолжение, - завершает рассказ о пути создании "Надеи" Александр Куприянов. - Говорили, что мало написано про маму. В чём-то перепутаны географические названия. Но все образы - они из жизни. И история требует продолжения. Я уже завершаю вторую часть.

17.32 Роман "Надея" выдвинут на премию "Золотой Дельвиг", а первый тираж уже распродан. Продюсер писателя Наталья Шумак сама большая поклонница творчества Купера.

- Это будет кино, - говорит Александр Куприянов. - Наталья Шумак, которая ведёт сегодняшний вечер, - это мой продюсер. Другие люди уже тоже занимаются этим. И всё это не так просто. Краснопольский вчера как раз говорил, как можно эту историю сделать... Я понял, что вода камень сама никогда не точит. И нужно действовать! Я определённо благодарен всем людям, которые взялись за это дело.

17.28 Антон Шагин, звезда театра и кино, на публику читает отрывок из романа "Надея"...

Аудитория замолкает. Лирическая пауза... И небанальные строки о любви.

"Любимый мужчина Надеи... Два последних года они счастливы вместе... Старые яблони с оранжевой нынче листвой... Она его так иногда называет - Юрасик... А ещё она звала его Утра..."

Броские метафоры, игра интонаций, резкое, дерзкое и нежное в одном предложении - таково перо Александра Купера.

Коллектив «Vasiliev Groove» из семи человек перебрасывает друг другу жёлтые барабанные палочки, звенит тарелками, пританцовывает и улыбается / Фото: «Вечерняя Москва», Игорь Ивандиков

17.23 Ведущие приглашают писателя на его почетное место капитана. Все желающие задать вопросы по творчеству пишут свои мысли и передают записки Куперу. За спинами ведущих на экране - череда ярчайших цитат из его произведений.

- Если есть желание что-то оспорить, что-то оценить, что-то прояснить - трибуна ваша! - объявляют ведущие.

Ведущие вечера Руслан Орехов и Наталья Шумак / Фото: «Вечерняя Москва», Игорь Ивандиков

17.20 Фильм о творчестве Александра Купера подошел к концу.

- Фильм я не режиссировал, видел его первый раз сегодня, - сказал Купер.

17.10 "Литератор-беллетрист и адмирал газетных полос пережил многое".

Зал не отрываясь следит за мелькающими на экране фотографиями: все сидят тихо, как на премьере долгожданного спектакля в Большом театре.

"Купер пишет не только художественные произведения, он широко известен как автор книг-жизнеописаний", - говорится в фильме.

17.06 Монолог о любви логично сменился рассуждением о дружбе.

- Свой человек - это человек, который никогда не предаст тебя, человек обязательный, - уверен писатель. - Свой человек всегда знает, когда нужно прийти на помощь, его не нужно звать. Кроме того, друзьям - настоящим - не надо объяснять, что такое "чёрное и белое", он понимает сразу, интуитивно.

17.03 "Я не стал капитаном морским, зато стал адмиралом газетных полос" - говорит писатель.

Звучит закадровый голос: "Александр Купер - писатель с большой буквы. Писал о том, что видел сам, о том, чего другие боялись и обходили стороной... Война, Чечня, Афганистан... И всё это - глазами репортёра".

Первая глава "Я не стал капитаном" повествует о детстве Шурика, выросшем около Амура.

- Машинное масло, тросы, воздух, запах табака, трубки, хороший одеколон, немного коньяка - вот запах моего отца. И именно его я чувствую на судне, - делится писатель.

"Отец Купера - капитан, красавец со жгучим взглядом, который перенял писатель".

17.00 Редакция "ВМ" подготовила фильм об Александре Купере, его творческом становлении. Всем интересно, кто стоит за литературным псевдонимом и художественными текстами. "Какой же он на самом деле?" - так начинается история...

16.55 Александр Купер душевно представляет своих друзей – Юлия Гусмана, Бари Алибасова, Игоря Коца. По словам главного редактора "ВМ", образ Алибасова в СМИ не соответствует его истинному характеру - широкому и доброму.

– Сын Игоря Коца работает в нашей редакции, – улыбнулся Александр Купер. – На вечере также присутствуют сотрудники газеты "ВМ", спасибо им за то, что организовали это мероприятие.

16.51 На сцену выходит писатель Александр Купер.

– Мы могли бы с серьёзным видом рассуждать о писательских приёмах. Но после такого выступления творческий тон задаётся сам собой. Представлю наших гостей: мой первый редактор Нина Лошкарёва, писатель Валерий Шульжик... С моей дальней родины – гордость нашего дела Борис Резник. Владимир Мамонтов, Владимир Крысин, Геннадий Бочаров... Я горжусь, что когда-то работал с этими людьми, – сказал Купер.

Случалось ли вам видеть кровать, на которой спал АЭс Пушкин, старый русский? Куперу случалось, он видел кровать поэта в Михайловском. Ну… Что можно сказать? Кроватка подростка. А ведь Александр Сергеевич по женской части, как известно, был не промах. И ничего, как-то устраивались. В тесноте, да не в обиде. Ну, а нынче… Понятно, век глобализации и нанотехнологий. В сколковских будущих отелях пушкинских кроватей не поставят. (Отрывок из романа «Не мой день»)

16.45 Виновник торжества под бой барабанов открывает творческий вечер. Начинается все с феерического шоу: молодо, задорно, барабанщики в белых костюмах громко приветствуют его - Александра Купера.

Молодые парни коллектива "Vasiliev Groove" перебрасывают друг другу жёлтые барабанные палочки, звенят тарелками, пританцовывают и улыбаются. Им бы позавидовал оркестр Президентского полка, юные музыканты и африканские барабанщики. Зал взрывается аплодисментами.

16.43 Главные гости мероприятия в сборе. Гаснет свет...

Раздаются аплодисменты:

На сцену выходят ведущие вечера Руслан Орехов и Наталья Шумак.

– Добрый день, дорогие друзья, – здоровается с гостями Орехов.

– Сегодня мы говорим о творчестве, – объявляет ведущая Наталья Шумак.

– Но персона тоже будет! – добавляет Руслан Орехов.

-ПИСАТЕЛЬ-

АЛЕКСАНДР КУПРИЯНОВ (КУПЕР)

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

Едрубил писерма

​

​

Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2003 г.

​

Перевал

Я напряженно вглядывался в эти узкие глаза напротив. Калейдоскопа огней там не обнаруживалось

​

Правила жизни Александра Куприянова

​

Текст: Валерий КОНОВАЛОВ

​

Рецепт Виктора Астафьева

​

Почему олигарх начинает молиться

Баптистка, партизан и комсомолка

​

Происшествие на Шантарах

​

Часто советуюсь с митрополитом

​

Тройной удар Купера

​

Он не стал капитаном, но стал адмиралом газетных полос

​

текст Никита КУТУЗОВ

Тоннель в конце света

​

Один в поле не воин

​

​

Без «электронной щебёнки»

​

Уроки британской медиашколы

​

Дельта

​

В медиацентре «Вечерней Москвы» прошла презентация романов Александра Купера (Александра Куприянова)

Главному редактору "Вечерней Москвы" Александру

Главному редактору "Вечерней Москвы" Куприянову исполнилось 65!

Российская газета, автор Борис Резник

Главному редактору «Вечерней Москвы» вручили орден за просветительскую работу

Золотые шары

Путь наш красив и завиден

В Москве вручена премия "Лучшие книги и издательства года-2021"

Лауреаты премии

Биографии

История

Философия

Педагогика

Политология

Военная история

Экономика

Проза

Поэзия

История искусства

Специальная премия

"За вклад в русскую культуру" (Премия Русского биографического института)

По следам проходчиков Дуссе-Алиньского тоннеля

Тропою Купера

В медиацентре «Вечерней Москвы» прошла презентация романов Александра Купера (Александра Куприянова)